Ванадий подбросил монету, поймал ее левой рукой, вокруг которой она закружилась с прежней легкостью.
Младшего бросило в дрожь. Почему на него так подействовал тот факт, что Ванадий одинаково хорошо владеет обеими руками, он понять не мог. Любой фокусник-любитель… если уделить тренировкам достаточно времени, необязательно и фокусник… мог овладеть этим трюком. В основе его лежала ловкость рук — не колдовские чары.
— Каким был твой мотив, Енох?
— Мой что?
— Вроде бы мотива у тебя быть не должно. Но мотив есть всегда, какой-то интерес. Если это страховая премия, мы найдем компанию, в которой застраховала жизнь твоя жена, и поджарим тебя, словно кусок бекона на сковороде.
Как обычно, коп монотонно бубнил. Он не угрожал — спокойно обещал.
Младший, словно в изумлении, округлил глаза.
— Так вы — полицейский!
Детектив улыбнулся. Улыбкой анаконды, собирающейся сжать смертоносные кольца.
— Перед тем как ты проснулся, тебе что-то снилось. Не так ли? Судя по всему, кошмар.
Неожиданный поворот в допросе застал Младшего врасплох. Ванадий умел не дать подозреваемому расслабиться. Разговор с ним напоминал эпизод из фильма про Робин Гуда: поединок на палках на скользком мостике из бревен через реку.
— Да. Я… я все еще мокрый от пота.
— И что тебе снилось, Енох?
Никто не мог посадить его в тюрьму из-за снов.
— Не могу вспомнить. Если сны невозможно вспомнить, это ужасно… Вы согласны? Они всегда такие глупые, когда вспоминаются. А вот если они не остаются в памяти… они кажутся страшными.
— Ты произнес во сне имя.
Скорее всего детектив лгал, пытаясь расставить очередную ловушку. «Лучше бы я не признавался, что мне снился кошмар», — с горечью подумал Младший.
— Бартоломью, — добавил детектив.
Младший моргнул, но не решился повторить имя вслух, потому что среди его знакомых человека с таким именем определенно не было, и уж теперь отпали последние сомнения в том, что детектив расставил силки и терпеливо ждал, когда же в них попадет кролик. Иначе зачем он произнес это странное, ни о чем не говорящее ему имя?
— Кто такой Бартоломью? — спросил Ванадий. Младший покачал головой.
— Ты произнес это имя дважды.
— У меня нет знакомых по имени Бартоломью. — Младший решил, что в данном конкретном случае правда ему не повредит.
— По твоему голосу чувствовалось, что ты в беде. Ты очень боялся этого Бартоломью.
Левая рука Младшего так крепко сжала влажные от слез салфетки, что, будь в бумаге побольше углерода, превратила бы их в алмаз. Он видел, что Ванадий смотрит на его сжатый кулак и побледневшие костяшки пальцев. Попытался разжать пальцы, но ничего не вышло.