— Полагаю, вы придете на аудиенцию, Джон, — продолжал шериф. — Епископ регулярно встречается с архиепископом Кентерберийским. — Это было неприкрытое напоминание о том, что своим назначением на должность коронера Джон обязан Хьюберту Уолтеру.
— Приду, приду, можете не волноваться, — пробурчал он. — Хотя бы для того, чтобы не дать вам проявить излишнее рвение в исполнении королевского закона.
Генри Маршалл, епископ Эксетерский, жил в тени своего более знаменитого брата Уильяма, однако и сам при этом обладал множеством неоспоримых достоинств и, вне всякого сомнения, был более набожным, нежели значительное количество возведенных в епископский сан. Он не принадлежал к числу воинствующих прелатов, к каковым относился Хьюберт Уолтер, прославивший себя ратными подвигами в Крестовых походах. Генри Маршалл был настоящим аскетом и искренне жалел о том, что праведный, по его мнению, стиль церковной жизни кельтских времен канул в прошлое. Хотя сам он обитал в относительной роскоши, образ его жизни был умеренным по сравнению с собратьями по сутане. В качестве примера его праведности и глубокой набожности можно было привести введенный по предложению епископа обязательный взнос в размере полпенни, который каждое домовладение в Девоне и Корнуолле должно было уплатить собору на Троицын день — благотворительный акт, столь же популярный, как снег в августе.
Вот с этим-то человеком и должна была состояться пополудни встреча Джона и его шурина. Когда они прибыли, богослужение только что завершилось, и пребендарии расходились. Когда же ни пребендариев, ни их викариев и псаломщиков не осталось, появилась высокая фигура епископа в сопровождении архидиакона Джона де Алекона. За ним маячил силуэт регента Томаса де Ботереллиса. Процессия проследовала из молельни в прилегающую крытую галерею, и архидиакон кивком пригласил коронера и шерифа присоединиться к ним на уединенном и спокойном квадрате в обрамлении колонн.
Последовал приличествующий случаю обмен приветствиями, и оба гостя преклонили колени, чтобы поцеловать кольцо на руке епископа. Ричард де Ревелль проделал это с театральным драматизмом, коронер — со сдержанным неудовольствием.
Епископ Генри, в темном плаще поверх белой сутаны и шапочке на голове, остановился между двумя арками, глядя на поросший травой двор. В отличие от внешних территорий, внутренние дворики вокруг собора поддерживались в чистоте и порядке.
— То, что я слышал, Ричард, не может не вызывать тревоги, — произнес он тонким высоким голосом, на мгновение игнорируя коронера. — Арнульф де Бонвилль — мой старый друг. Наши семьи ведут свой род из одного и того же города в Нормандии, и у каждого из нас до сих пор сохранились там земли.