Обшлёпанный грязью чуть ли не до самых бровей, он кричал мне радостно:
— Тут вся соль, Санька, в том, что в артель мою, а вернее — в артель нашу очень уж дельные мужики подобрались, сколотились. Сколотились да так навалились, что вот — пожалуйста! — сейчас увидишь и результат.
В честь тяпневской строительной артели дедушка заливался ну прямо-таки соловьем, а я лишь кивал да помалкивал. Я ведь про артель-то да про стройку не все еще и понимал тогда; я, главнее всего, боялся — как рот раскрою, так тут же на первом толчке-ухабе язык свой напрочь и откушу.
А еще я переживал, что Пчелка потянет, потянет по здешним лывинам, по ухабам не слишком-то ею любимый тарантас да, не довезя меня до хваленого тяпневского участка, и взноровится, остановится.
И вот она задрала под упряжною дугою голову и — встала. Но встала все же по причине иной.
Где-то далеко впереди нас, в самом-самом тумане, как будто бы ржанула другая лошадь, и вот Пчелка замерла, навострила уши. Но ответить той, чужой, далекой лошади все же не ответила, опять налегла на хомут, зашлепала по грязи.
А дедушка сказал еще радостнее:
— Наверняка это спешат на работу, какую-нито поклажу с собой на подводе везут тяпневские плотники! Вот видишь, какие они молодчаги… Не хуже нас по самой рани поднялись. На шестой версте на мосту через реку перила еще не поставлены, так вот они, значит, сегодня доделать и торопятся. Сейчас я тебя представлю им. А-атличнейшие мужики! Особенно Коля Кряж. Он одним лишь топором может хоть что сотворить, даже любую замечательную игрушку. Ты его, Санька, об этом непременно попроси… Коля страсть как любит, когда его просят. И он тебе вмиг из любой попавшей чурки оборудует на память какой-нибудь фокус-мокус!
И тут, сначала под подковами Пчелки, а затем сразу и под железными шинами колес, захрустел крупный песок. Дорога вдруг стала точно такой, какой ее дедушка мне и расписывал: сухой, гладкой, просторной.
Лишь белый туман все еще здесь клубился, но и в тумане было видно: новая дорога ровна, широка, хороша.
Пчелка безо всякого на то понукания ободрилась, покатила тарантас быстрей. Дедушка форсисто поправил картуз со строительным значком. Я, ожидая скорой встречи с Колей Кряжом, пошоркал пучочком сена свои с утра надраенные, а теперь вновь обляпанные изподколесными брызгами сапожки.
А навстречу Пчелке потянул ветерок. Пар над дорогой пошел клочьями. И тут я голову поднял от сапожек и сначала смутно, а потом ясней увидел речной берег, увидел новый высокий, щедро усыпанный вдоль недостроенных перил сосновою щепою мост. А на мосту — верховых.