Мимо кто-то пробежал; краем глаза Боллард успел заметить лишь мелькнувшую тень. Скорее всего, это его «хвост». Алкоголь притупил его сознание, и все же Боллард почувствовал некоторое беспокойство, причину которого и сам не понимал. Он шел, не оглядываясь. Голова у него гудела.
Пройдя несколько ярдов, Боллард вдруг осознал, что смех за его спиной внезапно оборвался. Он обернулся, ожидая увидеть обнимающуюся парочку. Однако юноша и его спутник исчезли; наверное, шмыгнули в ближайший переулок, куда же еще, чтобы в темноте довести свою встречу до завершения. Где-то рядом бешено залаяла собака. Боллард напряженно всматривался в темноту, словно желал разгадать, что таит в себе эта пустынная улица. Гул в голове и пощипывание в ладонях — нет, все это не от простого беспокойства. С улицей, такой тихой и мирной с виду, что-то было не так, в ней таился ужас.
До ярких огней Курфюрстендамм оставалось не более трех минут ходьбы, но Боллард не захотел уйти, оставив нераскрытой тайну тихой улицы, и потому медленно пошел назад. Собака перестала лаять. Наступила тишина, слышны были только его шаги.
Дойдя до ближайшего переулка, он заглянул за угол. Темно — ни единого освещенного окна или фонаря у подъезда. Ни единой живой души в этой тьме. Боллард пошел к следующему переулку. Внезапно в нос ему ударила дикая вонь, которая сделалась еще сильнее, когда он свернул за угол. От этой вони гул в голове сменился настоящим громом.
В конце переулка слабо светилось одно-единственное окошко на верхнем этаже, бросающее отблеск на тротуар. В этом крошечном круге света Боллард увидел на земле распростертое тело провинциала. Труп был изуродован до неузнаваемости: человека словно хотели вывернуть наизнанку. От вывалившихся на землю внутренностей исходил жуткий смрад.
Боллард видел смерть и раньше и считал, что давно уже привык ко всему. Однако то, что он увидел в переулке, заставило его содрогнуться от ужаса. Руки и ноги у него задрожали. Вдруг откуда-то из темноты раздался голос юноши.
— Ради бога… — простонал он.
В его голосе больше не было и намека на кокетливую женственность, это было невнятное бормотание парализованного ужасом человека.
Боллард двинулся на голос. Пройдя десять ярдов, он увидел картину, все объясняющую. Юноша лежал, привалившись к стене, возле мусорного контейнера. Все украшения и одежда были с него сорваны; его тело было бледным и обмякшим. Болларда он, видимо, не заметил; глаза юноши были устремлены куда-то в самую глубину тьмы.
Боллард дрожал всем телом. Пытаясь взять себя в руки, он проследил за взглядом юноши и пошел в ту сторону, но не ради молодого человека (ибо героизм, как его учили, есть весьма сомнительное достоинство), а из любопытства, и даже более того — желая увидеть человека, способного на такую жестокость. Заглянуть в глаза самой ярости — вот что казалось в тот момент Болларду самым важным в жизни.