— До свидания, Надя! — вдогонку ей крикнул Обручев. — Не приехать ли за вами? — Он почему-то перешел на «вы». — Если никуда не пошлют — я смогу.
Надя остановилась и, вспомнив, что забыла поблагодарить студента, ответила:
— Нет, не надо! И спасибо вам. Большое спасибо.
Обручев подождал, пока Надя вошла в здание школы, круто повернул Буяна и, стеганув изо всей силы концом повода смирно стоявшего Орлика, поскакал назад.
Как все-таки жаль, что один человек не видит другого, не видит тогда, когда тот остается наедине с самим собой, со своими чувствами и думами... Жаль, что этого никому не дано!
Глава четвертая
Надя стаканом перемерила оставшуюся муку — запасов только на три дня. Что делать? Нужно повидать Кобзина, поговорить, как же быть со столовкой дальше... Она решила пойти в штаб сразу же, как начнут раздавать пищу.
Затируху выдавали из трех окошек. У каждого выстроилась своя очередь. Тут были дети разных возрастов — и подростки и самые маленькие, только недавно начавшие ходить. Таких обычно сопровождали дети постарше или же взрослые. Получив пищу, детишки большей частью проходили в классные комнаты и там, достав из кармана ложки, съедали свой жалкий дневной паек. Многие, получив на тех, кто не смог прийти, спешили домой, зная, что там их ждут не дождутся.
К Наде то и дело обращались матери, бабушки; одни просили дать добавок, чтобы ребенок хотя один раз в день наелся досыта, другие умоляли выдать и на больных, а больных с каждым днем становилось все больше. Просьбы, просьбы... Отказать — язык не поворачивается, а вместе с тем давать нечего.
К Наде подошла женщина. Лицо испитое, в усталых глазах такое страдание, что кажется, вот-вот хлынут слезы. Наде показалось, что женщина ей знакома.
— Можно к вам с просьбой? — обратилась она. — Мне сказали, что вы тут, в столовке, за старшую. Вот я и хотела попросить... — Губы ее мелко задрожали, и она крепко сжала их...
Когда женщина заговорила, Надя уверилась, что не только видела ее, но и слышала этот голос. Но где?
— Вы насчет детского питания?
Женщина молча кивнула головой.
— Муж мой в Красной гвардии у вас состоял, — пересилив себя, снова заговорила она. — Деповской. Кузнецом был в депе... Осколком поранило... когда наступали на город... Лежал дома, маялся... Третьего дни схоронили.
— Как ваша фамилия? — поддавшись тягостному настроению женщины, спросила Надя.
Она достала самодельную тетрадь из толстой серой бумаги, стала листать. Все листы были исписаны — фамилии, адреса. Только в конце последней страницы осталась узенькая полоска, как раз для того, чтобы сделать еще одну запись.