— Так вот какую работу вам мать дала! — Занавеска резко отдернулась, и перед ними появился Роланд, заслонив единственный источник света. — Сидят и лясы точат, бездельницы! А ну вставайте, отдерите свои задницы от пола и ступайте на кухню: там работа всегда найдется. Ну, чего расселись?
Флоренс беспрекословно вышла вон. Вслед за ней выскользнула Гвендолин.
Но мир и тишина воцарились в доме ненадолго.
— Ах ты безмозглая безрукая тварь! — Норинстан разошелся не на шутку — и все из-за того, что Гвендолин споткнулась и нечаянно облила его элем. Она стояла, потупившись, не выпуская из рук злополучного кувшина. — Ты хоть видишь, что ты натворила, неуклюжая скотина?
— Я нечаянно, — прошептала Гвендолин. — Я всё подотру.
— В чем я завтра поеду? Ты, что, думаешь, что за ночь одежда высохнет?
— Высохнет, брат. Я её у камина развешу…
— И спалишь её? Дал же Господь такую сестру! — Он засунул руку под мокрую рубашку и извлек из-под неё мокрый кусок пергамента. Текст на нем расплылся, прочитать не было ни малейшей возможности.
— Ах ты дрянь! — Роланд в ярости швырнул пергамент на пол и ударил сестру. Кувшин упал и разбился. — Это денег стоит, больших денег, гораздо больших, чем ты, пигалица!
Гвендолин наклонилась, чтобы подобрать осколки, Роланд толкнул её, и она упала лицом в испорченный пергамент.
— Безмозглая дрянь, что я теперь буду делать? Ты только и можешь, что хихикать по углам. Учить, учить тебя надо, палкой тебе ум в голову вколачивать!
Гвендолин всхлипнула, ощущая свою никчемность.
Он ударил её ещё пару раз и, когда злоба в его душе улеглась, пнул ногой пергамент:
— Вставай, лентяйка, и перестань хныкать! Твоя кислая рожа не может вызвать ничего, кроме омерзения. Уж разжалобить этим ты точно никого не сможешь.
Сняв рубашку, Роланд бросил её сестре; она хлестнула её по лицу:
— Выстирай это и все остальное. Если к завтрашнему не высохнет, пеняй на себя!
Гвендолин кивнула. Она знала, что испортила любимую, "счастливую", рубашку брата.
Конец 1281 — июль 1283 года.
ГлаваXVII
Разбирая записи старой приходской книги, исписанной в прошлом веке, старый священник никак не мог понять, кому же понадобилось изъять из неё листы с записями за конец десятого года правления короля Эдуарда. Тогдашний капеллан вообще грешил неточностями, делал записи небрежно, усложняя составление родословной. Но что же всё-таки произошло в начале 80-х годов, за что же пострадала приходская книга?
Если пять лет назад барон Уоршел радовался тому, что он так удачно нашёл жениха для дочери, то теперь давняя помолвка Жанны с Норинстаном скорее огорчала его, чем радовала.