Наконец, одолев подъем, они упали наземь.
— Что…что это? — сердце Элиаса было готово выскочить из горла. — Пи…Пискля что это?
— Не… не знаю, — замычал Антуан, уползая прочь от обрыва. — Похоже на носорога. Но такого я еще не видел.
Рука у него подвернулась, он рухнул на бок и застыл, вяло перебирая ногами.
— Откуда оно вылезло? — Элиас не мог отдышаться, все прислушивался к грохоту и треску внизу.
— Я в Эдеме хочу, — пробормотал Антуан. Он скорчился, подгреб ноги к груди и затих, — Домой…
— Нельза, — Питер утер лицо, размазывая сажу. — Ловушку надо делать.
— Нет, — еле слышно ответил Пискля. — Оно нас всех убьет.
Он опустил голову на руки, уставившись в одну точку.
Я гнал стаю гамадрилов до самого вечера. Оставшиеся самцы то и дело с лаем выскакивали навстречу — старались отвлечь в сторону. В драку, впрочем, теперь они вступать не рисковали. А самки с детенышами тем временем уходили от преследования, скрывались в густых зарослях бамбука.
Когда я, наконец, отогнал километров на пятьдесят, солнце уже садилось. Вернуться до заката к лагерю уже не успею. Надеюсь, на ребят не выскочит другая стая.
А мне надо подумать, что делать дальше.
Похоже, мутации постоянны и некоторые из них закрепляются и передаются по наследству. Война полностью перекроила животный и растительный мир планеты. Деревья живут дольше и последствия изменения их генного аппарата еще не проявились. Но кто знает, что будет в будущем? Какие новые виды симбиоза и каких чудовищ породит волна неконтролируемых мутаций — плотоядные деревья, шагающие, летающие растения? Облик планеты изменился бесповоротно, запущен процесс хаотичной эволюции. Чей разум пробудится на Земле? Морской — у гигантских кальмаров или китов, небесный — у орлов и кондоров? А быть может, станут разумными пчелы или муравьи?
Вряд ли. Это виды, далеко зашедшие в ходе эволюции, приспособившиеся к определенным условиям и среде обитания. Больше всего шансов у животных, гибко приспосабливающихся к изменениям. Например, у крыс. Но что дало такой быстрый и устойчивый мутагенный эффект? Где агент воздействия?
Выживут ли мои риллы в постоянно меняющемся мире?
И что делать остаткам человечества? Они больше не хозяева планеты, а жертвы своей ненависти, отстающие в бешеной эволюционной гонке.
Они слабы. Они умирают.
Во мне боролись два долга. Долг перед риллами, подкрепленный программой юнита, и долг перед этими детьми. Долг ученого и долг человека.
Я полагал, что, умерев, избавился от эмоций. Я был счастлив. Да, счастлив вместе с моими риллами.