— Ой, ма, ты собираешься с ним поговорить? — охнула Кетти. — Теперь он подумает, что я ябеда.
— Я тебя даже не упомяну, — пообещала Коуди. — Но если Дикон собирается удариться в пьянство, ему следует хорошенько подумать.
Не говоря больше ни слова, Коуди проскользнула через дверь. Минуту спустя она стояла перед дверью Дикона. Она постучала, и в ожидании ответа чувствовала, как гнев ее возрастал. «Как он посмел так с ней поступать», думала она. Вероятно, забежал по дороге домой в один из подозрительных баров. А она-то весь вечер жалела его и хотела позвонить Алме Блек. Ну, и дура! Коуди постучала снова, на этот раз громче, но ответа не было. Что он о себе думает? Все, она попросит его съехать! Она не собирается давать приют таким, как Дикон Броуди!
Так как Дикон все еще не ответил, Коуди была уверена, что он напился до бесчувствия, и от этого разозлилась еще больше. Она заскрипела зубами и сделала то, что никогда не делала. Она повернула дверную ручку и распахнула дверь.
Он лежал на диване лицом вниз, одна рука свисала на пол. Коуди шагнула к нему, уперев руки в бедра и глядя на него сверху вниз, думая, что он действительно представлял собой жалкое зрелище. Так вот какой пример он подает Кетти!
— Дикон Броуди! — проговорила она, источая презрение. — Полагаю, ты подыщешь другое жилище, если будешь продолжать спотыкаться перед моей дочерью как уличная пьянь.
Он простонал, открыл глаза, моргнул и проговорил:
— Не могу… подняться.
— Да уж, я думаю, — резко заметила она.
— Мне надо… пить…
Она так и вспыхнула от злости:
— А ты не думаешь, что на сегодня достаточно?
Он, казалось, не мог сфокусировать взгляд на ее лице и уловить, что она сказала:
— Я ничего… ничего… не делал…
— Конечно. А что делал? Почему же ты лыка не вяжешь!
— Жарко, — прошептал он. — Плохо… Жарко… Живот…
Коуди сосредоточилась.
— Жарко?
Коуди обратила внимание на землистый цвет его лица.
— Ты хочешь сказать, что не выпивал? Он закрыл глаза.
— Какое там.
Она приложила к его лбу ладонь. Кожа холодная и липкая.
— Ой, Дикон! Ты действительно болен, — воскликнула она. — Ты, вероятно, перегрелся.
Коуди помогла ему повернуться на спину, хотя он ворчал и просил оставить его в покое.
— Снимай рубашку, — приказала она, возясь с пуговицами. Он стряхнул рубашку с плеч и снова безжизненно рухнул на диван. Когда показалась его широкая грудь, покрытая черным ковриком волос, комната словно сжалась в размерах. Даже в состоянии подавленности она не могла не обратить внимания на его тугие мускулы. Коуди сняла башмаки и носки, а потом подняла его ноги на диванную подушку.