Парень-то тот, действительно гнидой был, или тебе так тогда казалось? — спросил Хромой.
Давно это было. Я тогда совсем пацаном был.
Скрипач задумался, и лицо его стало серьёзным.
Нормальным он был. Просто играл лучше меня.
Пацаном был… — передразнил Хромой. — Это ты сейчас пацан, а тогда скрипачом был.
Скрипач упал на свою шконку и уткнулся лицом в подушку. Больше участия в разговоре он не принимал.
Как бы долго не тянулось время в тюрьме, какой бы тяжёлой не казалась жизнь заключённых, но организм человека устроен так, что если даже совсем немного, условия, в которых он находится, совместимы с жизнью, человек адаптируется к ним, и жизнь продолжает движение по своим вечным законам. Лица окружающих, которые совсем недавно иначе, как рожами, и назвать-то было нельзя, теперь кажутся обычными и даже близкими, а душа, не обращая внимания на те условия, в которых находится, всё ковыряется внутри себя и ищет ответа: Кто я, для чего я, зачем пришла в этот мир и с чем уйду из него? Ищет и никак не может найти ответа.
Сокамерники, молча, сидели вокруг своего крохотного стола и пили чифир. Кружка, чёрная от заварки, переходила от одного заключённого к другому. Каждый делал из неё два глотка, закрывал глаза, проваливаясь в свои мысли, и передавал кружку следующему. Медленно, описав круг, кружка вернулась туда, откуда и начала своё путешествие. Хромой взял её и о чём-то задумался.
Так и будем сидеть молча? — прервал молчание Косой.
Хоть говори, хоть не говори, а пришло время расставаться, — задумчиво ответил Хромой.
Бог даст, может, и встретимся ещё, — сказал Скрипач.
Бог то даст, да вот возьмём ли мы то, что он нам даёт? Вот в чём вопрос, — философски заметил Хромой.
На слова Хромого никто не обратил внимания. И только Дима был поражён тем, что услышал. Эти слова сказал ни проповедник, ни профессор философии, ни поэт и ни писатель. Эти слова слетели с уст уголовника, бандита, человека, которого считают социально опасным, и поэтому держат за решёткой. Но больше поразило даже не это. Дима вспомнил, как его привели в эту камеру, как он впервые встретился с Хромым. Это был совсем другой человек. Более того, это вообще был не человек, потому, что те законы, которым он подчинялся, были нечеловеческие. Их даже звериными назвать было трудно. Одно слово — понятия. И вдруг на тебе: 'Бог то даст, да вот возьмём ли мы то, что он нам даёт?'
Видимо, Димино удивление было отпечатано на его лице, и Хромой увидел это.
Удивлён? — спросил он Диму.
Дима ничего не ответил. Однако Хромого это нисколько не смутило.