Довер снова глубоко затянулся.
— Он пропал меньше чем неделю назад. Ушел в один из этих модных игорных клубов и не вернулся. Его жена с тех пор кричит о нечестной игре.
— Ох. — Лаура прижала к животу руку, чувствуя себя так, словно ее только что лягнула корова. Похоже, что Николас не нуждается в жене. У него уже есть одна.
Хитрая ухмылка появилась на тонких губах Довера.
— Конечно, кое-кто говорит, что он мог уплыть с любовницей во Францию.
Лаура вскинула голову.
— У него кроме жены и любовница есть?
Довер восторженно покачал головой и выпустил через нос струйку дыма.
— Ты сложила два и два. Бог знает, что у меня достаточно проблем даже от одной женщины, не говоря уже о двух.
Вспоминая нежности, которые Николас хрипловато шептал ей на ухо, и потрясающий жар его рта на своей коже, Лаура не могла полностью скрыть горечь, прозвучавшую в ее словах.
— Уверена, он знает, что надо сделать, чтобы женщина была счастлива. Это умение у некоторых мужчин выходит очень естественным.
Она поднялась с копны сена и зашагала между стойлами. Едва ли было честно с ее стороны осуждать характер Николаса, если ее собственному столько всего недоставало. Ее должна была переполнять вина, а не страдания разбитого сердца.
— Бедняжка его жена. Как она, должно быть, страдает, не зная, что с ним случилось!
Довер согласно кивнул.
— Думаю, их вопящие сорванцы больше испытание, чем утешение.
Лаура замерла на месте и потом медленно повернулась к нему лицом.
— Сорванцы?
— Да. Пятеро, и каждый из них неприятней и визгливей предыдущего.
Лаура нащупала за своей спиной копну сена и, чувствуя, что ноги ее уже не держат, снова села.
Довер вытащил из кармана свернутый бумажный плакатик и протянул ей.
— Они бегают по всему городу, в надежде узнать, что с ним произошло.
Лаура взяла у Довера листок и постаралась взять себя в руки, прежде чем изучить рисунок, который не мог быть нарисован мастером своего дела. Хотя, конечно, не обязательно быть Рейнольдсом или Гейнсборо, чтобы схватить шаловливый оттенок улыбки ее жениха или победного блеска, которым искрились его глаза на ярком солнечном свете.
Она разгладила на колене плакат и увидела маленькие свинячьи глазки, искоса глядящие на нее из глубоких глазных впадин. Она склонилась над рисунком. Густые бакенбарды почти не скрывали мощные челюсти мужчины. На глаза нависала шапка густых черных волос, почти по-женски пышных.
Лаура отшатнулась от рисунка. Никакой художник, даже слепой, не смог бы нарисовать настолько непохоже.
Вскочив на ноги, она затрясла плакатом перед Довером.
— Это не он! Это не мой Николас!