Нет, плохой из меня лектор. Никакой ответной реакции.
Зашёл Евгений.
— Не помешаю?
— Входи, Евгений. Мы уже почти закончили с Сергеем Валентиновичем. Он не такой плохой мужик, между прочим. Ножи не таскает, никого не грабит. Поэтому я его, наверное, отпущу. И даже не буду ломать голову с опознанием в больнице. (Всё равно уже опоздали.) Так что, ступайте с Богом, товарищ Романов. А ребятки ваши поедут на пятнадцать суток. Дело принципа. Нечего вчера было сопротивление оказывать.
— А кто оказывал-то?
— Да никто не оказывал! Так же как и ты не нож не таскал. Только есть маленькая разница. Чтобы отправить на зону тебя, моих показаний недостаточно, но чтобы огулять на пятнадцать суток их — вполне хватит. Парочку рапортов и привет. Да ладно, посидят, остынут немного. А может понравится, ещё попросятся. Прецеденты были — только выйдут за ворота и давай опять сопротивление оказывать. И так в течение всего года. Нравится жить за государственный счет. Халявщики. Ну что ж, а вас я не держу. Можете идти. Вас ждут. О, кстати, чуть не забыл. Привет Юлечке. Она, наверное, ради вашего освобождения в институт не пошла. И передайте ещё, что в следующий раз, когда она будет подслушивать телефонные разговоры своего папашки, пусть выключит кондиционер. У папочки слишком чувствительный «Панасоник».
— Какая Юля?
— Та самая. Или это не она уже полчаса вокруг отделения курсирует, глазки прохожим строит? О, кажется, я догадался! Она пришла меня проведать, узнать, как зубик. Пожалуй, крикну в окно, что зуб уже не болит. Душа, правда, болит. По невинно загубленным жизням. Но это из другой оперы и к нашей беседе касательства не имеет. Всё, голубчик. Часы, шнурки и деньги можете получить в дежурной части. Гуд-бай.
На пороге я ещё на секунду задержал выходящего Романова.
— Да, слушай… Неудобно как-то…
Я прошептал Сереге два слова на ухо. Его узкие глаза быстро расширились, но потом вернулись в исходную позицию. Произнеся: «Гкхм…», он покинул кабинет.
— Что это ты с этим мудаком на «вы»? Совсем что ли? Дал бы лучше дубинкой по хребту. Для ума.
— Поздно, Евгений, поздно. Период воспитания уже прошёл. Прошёл мимо цели. Сейчас наступает период расплаты за это самое плохое воспитание.
— Да ты его даже на сутки не отправил! Он же тебя чуть ножом не припорол.
— Не стоит сгущать краски. Чуть-чуть не считается. А что касается дубинкой по хребту, то я, право, тебя не понимаю. И удивлен. Я — дубинкой? А где же чуткое отношение к гражданам? Человек, может, оступился в жизни, с пути, так сказать, сбился, а мы его — дубинкой. Нехорошо.