— Да, так… Разберусь. — Не хотелось откровенничать с Саввой. Он, в конце концов, тоже хорош. Обещал с девкой десять минут поболтать, а сам вон что устроил. Стервец.
Я быстро записал показания, дал расписаться и поднялся, чтобы отвести его назад в камеру.
— Андреич, погоди. Я понимаю, подставил тебя. Но ты мужик. Савва слово держит. Сочтёмся.
Я махнул рукой.
— Брось ты…
— Да я не о деньгах.
— А я бы и не взял.
— Я знаю. Секретик один могу подарить. Пригодится.
Я посмотрел на Савву и снова опустился на стул. Савва — мужик знающий и просто так ветер гонять не станет.
— Что за секретик?
— Ты Захарова знаешь?
— Певца?
— Нет, не певца. Бандита.
— А, Витю? Авторитета?
— Для меня он не авторитет. Во кто он для меня. — Савва сплюнул сквозь зубы на стену. — Для мудаков бритых он, может, и авторитет. А я с ним срок мотал, у него валютная статья была. В одном отряде чалились. Так он, гнида, за десять метров перед прапорами спину гнул. А сейчас — авторитет. Ха. Чмо он, а не авторитет. Я — вор, а он — чмо.
— Ну, а дальше?
— Тачка у него такая навороченная — чёрный «Мерс». Там в салоне, под рулем, тайник есть. Давишь на сигнал посильнее, тайничок и открывается. В нём ствол, ТТ-шник и граната. Тайник грамотно сделан, чёрта с два найдёшь. Оружие постоянно там. Витёк — ссыкливый по натуре.
Ну, насчет «ссыкливости» Захарова я сомневался. В милицейских, да и в бандитских тоже, кругах он слыл беспредельщиком, и его группировка считалась одной из самых жестоких в городе. А потому зуб на Захара имели многие.
— Откуда про пушку знаешь?
— В вечерних новостях услыхал.
— Понятно. Многие ещё слышали?
— Не знаю. Может, кто и слышал.
— Я ж не просто так спрашиваю. Захар не врубится, откуда наколочка пошла?
— Да плевать мне, врубится он или не врубится. Я не он, не боюсь. Если хапнете его с пушкой, можешь на меня ссылаться. Так и передай, что Савва тебя вломил. Чтоб знал. Козёл.
Я усмехнулся. Не поймёшь этих блатных. Настучать ведь западло, а всё равно стучат. Хотя слово «стук» здесь немного неуместно. Скорее, обмен информации на определённые услуги.
— Ладно, пошли, — произнес я и вывел Савву из кабинета.
Все жизненные передряги надо переносить стоически. Когда всё время хорошо — это тоже плохо. Потому что расслабляешься. Расслабишься, разнежишься, и тут тебя жизнь тяп доской по башке, а ты и не готов. Поэтому в душе надо быть вечным пионером — «Всегда готов!» — и любую жизненную проблему воспринимать спокойно, без суеты. Не бегать, не кричать: «Ах, мамочки, что же теперь делать?!»
Поэтому я не бегаю и не кричу. Я лежу. Лежу на мягком диване в комнате своей хорошенькой знакомой с очаровательным именем Виктория. Лежу не просто так, а смотрю в потолок и думаю. Решаю очередную жизненную проблему. Весьма прозаичную. Что я теперь буду делать. В смысле работы. Чему посвятить оставшийся отрезок жизни. Можно податься в медицину, которую я бросил на пятом курсе института. Но не тянет. Тогда пойду… Нет, не пойду. Тоже не тянет. Н-да-а…