— Кат! — закричала Катерина и тигрицей бросилась к длинноволосому. — Убивец!
Она расцарапала в кровь его лицо и стала трясти, ударяя головой об стену.
Убийца не сопротивлялся, обмякший, как шар, из которого выпустили воздух.
— Что здесь происходит? — раздался чей-то властный голос.
У дверей камеры стоял небольшого роста человек с землисто-желтым лицом, маленькими черными глазами и тоже длинными, до плеч, волосами.
"Где я его видела?" — мучилась, пытаясь вспомнить Ольга.
— Да вот, батька, — виновато сказал человек в мундире. — На Мишку опять накатило, все ему переодетые офицеры мерещатся. Грохнул одного из тех, что в камере сидели. А тот сказывал, будто циркачи.
— Революция без жертв не обходится, — философски заметил человек, которого называли батькой. — Несчастный случай. Если и вправду артисты, мы свое революционное извинение принесем. Загладим, так сказать, вину.
Ольга не верила своим ушам.
— Как же её можно загладить, если человека нет?
— Все мы — смертные, — батька бесцеремонно оглядел девушку с ног до головы. — Как, говорите, загладим?.. Ваше имя, куда направляетесь?
— Наталья Соловьева, цирковая артистка. А направляемся мы в Мариуполь.
— Загладим мы вину тем, господа артисты, что до Мариуполя дадим вам провожатых. У вас один товарищ погиб? Зато другие останутся целы, что без нашей помощи вряд ли случится… Да, а Мишку к знахарке отвезите, на хутор. Пусть травами отпоит, а то эдак скоро на своих начнет кидаться!
Он хотел погладить по голове безутешно рыдающего Альку, но, встретив его сумасшедший взгляд, на полпути отдернул руку.
— За что немцы вас арестовали? — обратился он к Герасиму, решив, что тот — за главного.
Герасим привычно вытянулся перед атаманом, но в груди у него появился противный холодок: ну, как батька вспомнит служившего у него матроса. Обвинение в дезертирстве, — и ему не сносить головы! Но атлет зря опасался: в последний год перед батькой прошло великое множество людей. В довершение ко всему, матросская форма так же меняла облик человека, как и цирковая атласная рубаха.
— Немцы поначалу арестовали нас просто для проверки, а потом…
— Давай, не стесняйся, мне, как и попу, можно рассказывать все, батька в упор посмотрел на Герасима маленькими проницательными глазками, и, надо сказать, взгляд его проникал в самую душу.
Впрочем, Герасим намеренно шел ва-банк.
— Потом они нашли у нас револьверы. Директор пытался разъяснить, Герасим кивнул на распростертое тело Аренского, — что они нужны нам для номера, но ему не поверили.
— Для какого же номера? Мне тоже интересно.