Избранные письма разных лет (Иванов) - страница 3

Хорошо и барахтаться, хорошо и кулем лежать на дне, я думаю. Ибо куль на дне (быть им) завиднее доли пузыря на поверхности водной. Усы у меня есть, и теперь уже и я с удо­вольствием выщипал бы их и без сонета[13]: больно безобразны, козлиная шерсть на хвосте. Вы правы, по-моему, относительно всего, за исключением следующего: «…есть две строки, поедающие друг друга (сомневаюсь и верю)». Тут не съедает веру сомнение, а наоборот, я верю в то, что заставляет меня сомневаться в прежней вере. Комета — несет ужас и кровь, и царство черного царя, и озеро мне, испуганному и смущенному всем этим, кажется не озером, где возятся караси и пр., наибезобиднейшим мокрым местом, а Летой. Есть ли стихи в «Аполлоне» за август (я подписался только на полгода) и чьи? Скажите, что Вы думаете о <нрзб.>? Вы читали ли новую брошюру И. Северянина — «Ручьи в лилиях»?[14] Там и плохие и очаровательные стихи и последних больше. Право, мне кажется, И. С. поэт и настоящий поэт, а не версификатор только. Поносящие его в газетах — слепы, а Гумилев похвалить не смел, а браниться хотел и написал нечто…[15]

Теперь вопию к Вам, Алексий Димитриевич, кажется, я сообщал уже Вам зимою, что корпус мой мне, пожалуй, придется вследствие различных причин оставить. И вот пришлось.[16] Буду готовиться к экзамену зрелости, экстерном при каком-нибудь реальном <училище>, но пока есть мне и нить нужно, на шее родных сидеть неудобно, да и у них денег негусто и приходится искать занятий. Может быть, посоветуете что-либо. Может быть, у Вас в ст<раховом > обществе найдется место рубл. 25. 15 р. я буду получать пенсию, на ученье есть немного денег. Проживу.

Пишите сюда.

Вас любящий Георгий Иванов.

Пишу заказным, ибо местный почтовый начальник проявляет любопытство. Надо ему намекнуть на это, и поэтому несколько писем подряд пишу заказным.


3. А. Д. Скалдину[17]


23 сентября 1911


Милый Алексий,

Твои упреки, конечно, основательны, но мне казалось, что я уже говорил тебе зимою об этих причинах. Первая – я считаю даром потерянным время, пройденное мною в корпусе (5 лег). — Ибо неучем я остался во всех смыслах, а таковым быть не хорошо. В ноябре мне исполнится 17 лет, К 20 год<ам>, следовательно, я кончу корпус [18], буду основательно знать равнения и что еще? Тогда гораздо труднее будет мне выкарабкиваться. Вторая — в стенах корпуса я не имею возможности вести сколько-нибудь осмысленную жизнь, — даже читать можно только го, что разрешается моим воспитателем, стариком милым, но благонамеренно-тупым, как и все. К числу книг запрещенных относятся, между прочим; «Воскресение» Толстого и радишевское «Путешествие», и «Герцогиня де Лявальер», сочинение госпожи Жанлис (одобренное цензурным комитетом 1803 года)