Водитель лежал на обочине. Конечно, отсутствие бороды, усов, стриженые волосы и многочисленные порезы сбивали сходство, но все же это был он, Хельмут Мерлинг.
Судебный медик установил время катастрофы: в десять — двенадцать часов.
— Осмотр довольно поверхностный, — сказал эксперт, — но совершенно ясно, что потерпевшего нельзя помещать в тюремную больницу. Он в бессознательном состоянии. Пульс замедлен, рвота — симптомы сотрясения мозга. Кроме того, перелом ключицы и двух ребер с проникающим ранением плевры. Положение тяжелое. Его надо направить в отделение легочной хирургии городской больницы.
— Сколько понадобится времени, чтобы восстановить его здоровье? — спросил я.
— Думаю, что дней пятьдесят, это в лучшем случае…
По моей просьбе эксперт ланцетом вскрыл перчатку на правой руке Мерлинга. Я увидел длинные тонкие пальцы, испачканные красками, особенно бросались в глаза сурик и французская зелень.
К переезду громко сигналя подъехала «скорая помощь». Санитары положили Мерлинга на носилки и внесли в машину.
Я поручил капитану Гаеву проследить за госпитализацией Мерлинга и постоянной охраной палаты.
Больше мне здесь делать было нечего, сегодня же вечером я мог выехать в Москву.
* * *
Прошло ровно пятьдесят дней.
Я заказал разговор с полковником Шагаловым и дожидался у себя в кабинете звонка, как вдруг в кабинет вошел старший лейтенант Лунев. Он был явно смущен и нервно поправлял воротничок рубашки.
Евгений Корнилович передал привет от полковника Шагалова и с виноватой улыбкой замолчал.
— Как Мерлинг? — спросил я.
Помедлив, Лунев ответил:
— В ночь на двадцатое октября Мерлинг скрылся…
Ошеломленный, я даже растерялся.
— Две недели назад я разговаривал с главным врачом больницы. Он говорил, что Мерлинг поправляется, но медленно, едва двигается по палате с чужой помощью.
— Он симулировал, а сам разрабатывал план бегства.
— Вы должны были перевести его в тюремную больницу!
— Перевод был назначен на двадцать первое, а двадцатого в четыре утра он оглушил сиделку и бежал.
— Откуда Мерлинг узнал о своем переводе в тюремную больницу?
— Видимо, проговорился кто-то из больничного персонала. Выясняем…
До этого мне казалось, что это последняя страница мрачной истории Хельмута Мерлинга. Придется открыть новую…
Я вынул из стола чистый лист бумаги, наверху написал и жирно подчеркнул: