И все возвращалось.
Возвращалась разноцветная осень, маленьким стеклышком прошлого через физическую боль и хруст наших пальцев. Возвращались твои голубые глаза, широко раскрытые, раскосые; возвращалось твое дыхание с коленкоровым привкусом. Сколько раз я целовал тебя французским поцелуем, впитывая твое детство, сколько раз я шептал твое имя ночами, просыпаясь в растерзанной кровати... Сколько раз я входил в тебя, соединяя свою душу с твоей душой... Шорохи и тени сливались в сонм звуков, проникали через стены... Я сходил с ума, я терял рассудок... И спасало только одно - люби меня нежно… люби меня сладко…
Слова шепчут слова, перекатываясь, друг через друга, как чистый горный родник, текущий с ущелья в Киндердайке. Слова, ничего кроме слов...
В воде отражались миллионы отблесков, ты всегда знал это. И было непонятно, где кончается земля и где начинается небо; было похоже, что они сходятся друг с другом. И когда звезды падали в озеро, я загадывал желание за нас обоих. За живого и мертвого. Я говорил звезде: «Боже, если ты есть, то убереги нас всех от ошибок, дай нам разум любить и прощать». И когда вставало солнце, это было так, как будто мир рождается вновь.
И тогда я слышал твой голос.
Всепоглощающая любовь. Любовь без права на обладание. Ничего просто так не случается. Следуй своей судьбе. Выкидывай все ненужное, не задумываясь. Ты свободен, когда ты пуст, а ты никогда не бываешь пустым, не бываешь свободным. Взаимоотношение свободы.
- Мы с тобой, как две «Фанты». Только разные.
- Это как?
- Ты – железная банка, а я – пластмассовая бутылка. Мы разные, но мы одно целое.
- Ты это сам придумал, зайка?
- Сам.
26 января 2009 - 31 января 2009 / Хаагсберген
Taller
Писателем мне придется быть и дальше, потому что иного мне не дано, но я откажусь от всех попыток быть человеком – быть добрым, справедливым, великодушным. Взамен всего этого пойдут фальшивые монеты, ведь их полным-полно, и я знаю, где достать их по четвертаку за доллар. Хватит мне гореть ради других, отныне я себе это запрещаю и заменю слово «гореть» другим словом – «растрачивать».
/Фрэнсис Скотт Фицджеральд/.
* * *
Азиатское эго впитывалось в душу и затаивалось подобно руническим письмам гуннов. И теперь, находясь в Западной Европе, минуя мою Россию с ее березовыми рощами и кедровыми лесами, я ощущаю себя человеком, который потерял что-то важное. Меня не радует тот факт, что по утрам ко мне приезжает белобрысый Швец. Я чувствую себя одиноким, несмотря на его детское присутствие. Ему 11-ть лет и мы исследуем с ним Девонский период, погружаясь в самые глубокие бездны доисторического океана. А вечером, если он остается со мной, мы занимаемся с ним сексом на плюшевом диване времен второй мировой войны. Ночью же я воюю с самим диваном за право здорового сна, потому что когда закрываю глаза, мне слышатся голоса убитых мальчишек Бухенвальда, Освенцима и Треблинки, всех вместе взятых. Тогда я встаю со скомканной, изнасилованной ногами, простыни, и, прижимаясь головой к оконному стеклу, просто ощущаю, как прохладный ветерок тоненькими струйками проникает сквозь пластиковые щели и дует на волосы. В этот миг я испытываю к себе жалость, и это самое противное чувство на свете.