Хейне и Хальбернагель спустились по трапу, неся на руках Остербура. Они уложили его на койку. Старшина, прошедший когда-то краткий медицинский курс, спустился к ним и занялся Остербуром.
— Выньте сначала его зубы, а то он их проглотит, — услышал Тайхман голос Хальбернагеля.
— Доктора на палубу! — прокричал кто-то в люк.
— У меня только две руки! — крикнул в ответ старшина. Тайхман слышал, как он работал ножницами, ругался и, в конце концов, произнес: — Да он уже труп. Вы что, думаете, я смогу оживить его, кретины?
Принесли еще нескольких раненых. Тайхман не видел, кто они. «Бог знает, когда у кого-нибудь дойдут руки и до меня», — подумал он. Наконец пришел Фёгеле, уселся на койку и рассказал, что произошло. Рассказывая, он сорвал бинты с Тайхмана и накапал на раны йод.
Он сказал, что в этот раз огонь открыли слишком поздно, боясь сбить еще один немецкий самолет. Целый рой британских самолетов атаковал «Альбатрос», не причинив никакого вреда номеру 5, который шел вслед за «Альбатросом»…
— Ну ты, полегче там с йодом.
— Нет, надо смазать рану, — возразил Фёгеле, — корма «Альбатроса» была наполовину под водой, котел пробит, а кочегары…
— Да ты меня убьешь.
— Спокойно. Я тебя к жизни возвращаю.
Два вахтенных кочегара погибли, погибла также половина расчетов зениток. «Альбатрос» больше не мог маневрировать.
— Больно, черт бы тебя побрал.
— Если жжет, это хороший знак. Корабль придется буксировать к берегу. Это сделают торпедные катера. Для них это пара пустяков. «Альбатрос» придется буксировать, ведь у него пробит котел…
— Ты уже второй раз мне это говоришь.
Фёгеле снова перевязал ногу и ступни Тайхмана и оставил его в покое.
— Может быть. Я сейчас закончу. Ну вот, готово, теперь давай спи.
Фёгеле пошел с пузырьком йода к другим раненым.
Но Тайхман не смог заснуть. Закрыв глаза, он увидел левый глаз Мекеля до того, как в него попали, и после этого, и, когда он заставил себя смотреть, глаз Мекеля стал увеличиваться в размерах. Сначала он вырос до размера зеленого шара, студенистая масса представлялась горами. Затем, после выстрела, горы рухнули, покрытые красной жижей. В ужасе Тайхман открыл глаза и сосредоточился на своей боли.
Потом он заснул.
Проснулся он сразу после полуночи. Он чувствовал себя неплохо, только хотел пить. Потрогав правую ногу, он ничего не ощутил; куда бы ни тыкал пальцами, никаких признаков жизни. «О, хорошо, — подумал он, — может быть, я еще сплю». Он откинулся на спину и попытался снова вытянуться. Но тут получил сильный удар снизу; его подбросило в воздух, затем он вновь упал на койку в прежнем положении. Кости его ныли, болело все тело, а голова была как в дурмане. Это был сильный удар, паровой молот не ударил бы сильнее; в голове Тайхмана еще не прояснилось. Вдруг что-то липкое капнуло на лицо. Так оно и капало с небольшими перерывами. Тайхман смирился с мыслью, что это не кончится никогда.