», — с указанием координат. Командир велел нанести решающий удар. Снова заговорил он только после того, как торговое судно перевернулось через левый борт, несколько секунд пролежало кверху днищем, а потом ушло под воду.
Несколько дней после этого субмарина утюжила воды Северной Атлантики, не встретив ни одного судна. Этот район был выбран командованием, поэтому они дежурили здесь, ожидая конвои и замерзая. Неделями море бросало на вахтенных, стоявших на мостике, штормовую волну, а пронизывающий ветер хлестал их по лицам. Температура внутри подлодки была равна температуре за бортом. В полночь и в 4:00, когда сменившиеся с вахты моряки спускались в центральный пост, их лица напоминали замерзшие маски, покрытые ледяными кристаллами. Бороды крепко примерзали к воротникам кожаных канадок, а сама кожа превращалась в броню. Люди двигались с трудом. В тусклом свете центрального поста они походили на гномов из другого мира. Чувствительность к рукам возвращалась только через полчаса. Сапоги были сырыми внутри и замерзшими снаружи — снять их было невозможно. Даже белье промокало насквозь; моряки выжимали его и развешивали в электромоторном отсеке, где придется. В других отсеках оставлять его было нельзя — к тому времени, когда его нужно было снова надевать, оно промерзало и стояло колом.
Это было ужасно, но все же лучше, чем тропическая жара. Солнце выглянуло из-за туч только один раз, да и то ненадолго. Тайхман, стоявший вахту, попросил передать Штолленбергу, чтобы тот поднялся на мостик с пустой консервной банкой и собрал в нее витамины. Но пока Штолленберг добирался до мостика, туда заявился командир. Лютке торчал там до тех пор, пока не ушло солнце, а Штолленберг стоял внизу. Командир под «деревенской липой» курил трубку. Вдруг первый лейтенант закричал:
— Тревога!
Тайхман и два сигнальщика захлопнули за собой люк боевой рубки. Мюллер, первый лейтенант, крикнул:
— Заполнить балластные цистерны! — еще до того, как центральный пост доложил о готовности к погружению. Мюллер, спускаясь, пытался удержать крышку люка, но она захлопнулась, и он взревел от боли. Крышка упала прямо ему на пальцы, которыми он держался за комингс люка. Он попытался вытащить руку, но не смог, а крышка из-за этого не задраивалась. Подлодка же дала дифферент на нос и быстро погружалась.
Все это видел Штолленберг. Он онемел от ужаса и потерял всякую способность соображать. Мюллер от боли соскользнул с трапа и висел, вцепившись свободной правой рукой в маховик люка, перенеся на нее вес своего тела. Пальцы левой руки зажало крышкой.