— Подготовить секретные документы к уничтожению. Открыть шкафы с провизией. Можете есть все, что захотите, — приказал командир. Но шкафы так и остались закрытыми — есть никто не хотел. Кто-то издал злобный смешок. Это был тот же самый матрос — дизелист, — который направил луч фонаря на блюющего старпома. Тайхман возненавидел его.
— Давайте хотя бы откроем их.
— И снова Тайхман! Вечно этот Тайхман! — засмеялся Ланген.
— Бедная птичка никак не наестся.
Вновь раздался мерзкий смешок.
— Если шкафы не будут открыты сию же секунду, вы у меня попляшете, — заявил Тайхман, и по его тону все поняли, что он не остановится ни перед чем.
— Ключи у старшего квартирмейстера.
Тайхман пошел в рубку акустика, взял ключи и открыл шкафы с провизией. Он вытащил из одного банку с яблочным пюре и спросил:
— Эй, у кого-нибудь есть консервный нож?
И тут рядом с лодкой разорвалось несколько глубинных бомб. Им показалось, что субмарину развернуло. Банки посыпались на пол и покатились под ногами моряков, стуча по настилу, словно по нему прошлась целая рота в подбитых гвоздями сапогах. Все закричали от ужаса и стали яростно ругаться — все громче и громче, все распаляясь и распаляясь, словно могли убить своих врагов этой руганью. Дизелист с фонариком раз десять проревел:
— Ну что же этот ублюдок ничего не ест?
Тайхман ничего не мог сделать. Он злился на себя за то, что во время взрыва выронил банку с яблочным пюре. Или, по крайней мере, пытался убедить себя в том, что злится только из-за этого.
— Всем молчать! — приказал командир. Когда воцарилась тишина и слышен стал только луч гидролокатора, стучавший то здесь, то там, он спросил: — Ну как, Тайхман, вкусно?
— В шахте перископа завалялось несколько банок с персиками, — сказал инженер-механик.
— Теперь уж придется ждать до конца боя, — произнес командир. — Мы всплываем.
Ланген медленно и осторожно продул балластные цистерны, чередуя их. Лодка медленно поднималась.
— Сначала я осмотрюсь, — сказал Лютке и добавил: — Если это возможно.
— Я подниму ее на перископную глубину, господин капитан-лейтенант, — произнес Ланген.
— Давайте побыстрее.
Они были уже на глубине 40 морских саженей. Чем ближе к поверхности, тем легче было кораблям противника нацеливать свои удары. Глаза всех, кто находился в центральном посту, были прикованы к стрелке глубиномера. Она передвигалась скачками и дрожала после каждого скачка. Время от времени рука первого лейтенанта, державшего фонарь, тоже начинала дрожать; тогда Ланген стучал по стеклу, и стрелка прыгала на другое деление. Моряки, открыв рты, смотрели на него. Они дышали громко и почти в унисон, словно делали вдохи и выдохи по команде. Один из моряков поскользнулся и упал. Другие грубо выругались, но тут же их глаза снова уставились в треснувшее запотевшее стекло глубиномера. Стрелка медленно, медленно передвигалась. И тут их стал терзать страх.