Он вернулся и забрал из ее сумки булочки.
— Вы забыли самое важное, — сказала фрау Вегенер.
Тайхман хотел ответить, что самое важное не это, но промолчал. Вместо этого предложил:
— Давайте я отнесу вашу сумку наверх.
— Благодарю вас, не надо. Вон идет мой муж.
— Ну как, все прошло благополучно? — спросил ротный.
— Да, господин капитан-лейтенант, — ответил Тайхман.
Ротный поцеловал жене руку и взял у нее сумку. Они стали рядышком подниматься по лестнице, потом Тайхман увидел, как на втором этаже закрылось окно.
Ночью он съел все булочки. Он съел их сам — медленно и тихо, чтобы никто не услышал; так прошла ночь.
Хейне провел шесть дней в лазарете. Одного было вполне достаточно; остальные пять он просто притворялся больным. Утром у него была температура 37,7, а вечером — 38,3. Он натирал термометр шерстяным носком, пока не получал нужную температуру, а когда к нему заходил доктор, кашлял ему прямо в лицо. На седьмой день утром он доложил о своем выздоровлении в канцелярию роты. Здоровье его настолько поправилось, что в тот же самый день он ухитрился одним из первых получить увольнительную в город, а в воскресенье участвовал в финальном матче батальонного чемпионата по гандболу.
Хейне собирался отправиться в Штральзунд вместе с Тайхманом и Штолленбергом. В два часа дня первая группа уходящих в увольнение подверглась проверке, но пройти ее сумел только Хейне. Тайхмана, Штолленберга, Бюлова и Шумермахера отправили переодеваться. Последние трое нацепили галстук-бабочку; галстук Тайхмана тоже не понравился сержанту. Хейне же заранее заказал себе галстук на резинке. Его не надо было многократно складывать, чтобы завязать узлом, достаточно было только застегнуть сзади резинку — и готово. У этого галстука был только один недостаток — если сержант случайно заметит, что он на резинке, то три дня гауптвахты обеспечено.
Хейне решил подождать друзей и отправиться в город после второй проверки. Он пришел в комнату Тайхмана, где они уселись, положив ноги на стол и закурив, и принялись обсуждать, удастся ли им выиграть завтрашний гандбольный матч. Потом Хейне попросил их рассказать о том, как прошла церемония принятия присяги.
— Ты ничего не потерял, — сказал Тайхман, — по крайней мере, утром. Но нам тебя очень не хватало днем, когда мы одни играли против четверых.
— Но ведь вы выиграли.
— Ну да, еле-еле — со счетом десять — восемь, — заявил Шумермахер.
— Тайхман же с Бюловом не играли.
— Ничего, завтра выиграем. Церемония принятия присяги была так себе, — заметил Тайхман. — В восемь нас повели в церковь: протестантов — в свою, католиков — в свою. Но тем, кто не хотел, можно было и не ходить.