— Я знаю почему. После этого все мужчины такие. Как странно. Нам, женщинам, этого не понять…
— Ах, значит, все мужчины такие? Все, без исключения? Ну, тебе лучше знать.
— Не обижайся. Все не так плохо.
— За что же ты выделила меня? Чего тебе еще не хватало в твоей коллекции?
— Не ревнуй.
— Я ревную? Делать мне больше нечего.
— Не говори так. Я знаю, ты ревнуешь. Ты мне нравишься, и ты это знаешь.
— Неужели ты думаешь, мне приятно ходить туда, где до меня были сотни мужчин? Это…
— Ну, что это? Давай лучше закончим этот разговор.
— Не важно что. Не говоря уж о том, что я могу подцепить что-нибудь.
— Но ты ведь пьешь пиво из стакана, из которого пили другие люди, правда? А если очень хочется пить, то не будешь даже рассматривать, чист он или нет. Порой приходится пить и из грязных стаканов.
— Но стаканы все-таки иногда моют.
— А я что, не моюсь? Тебя это волнует, да?
— У некоторых людей есть свой собственный стакан.
— Для тех, кто может себе это позволить или кто может найти подходящий стакан.
Тайхман лег на спину и стал глядеть в потолок. Он знал, что Дора права.
— Я очень рада, что ты так заботишься о своем здоровье — и о моем тоже. А теперь давай поедим. Я хочу, чтобы ты получил что-то от этого вечера.
И тогда он побил ее. Дора не защищалась и не кричала. Она только сказала:
— Зачем ты это делаешь? Ты ведь бьешь самого себя.
Эти слова привели его в ярость. Он бил ее от отчаяния и гнева. В ее лице он бил всех женщин, которые ему не достанутся, а может, только одну, которой у него никогда не будет. Наконец, Дора начала кричать; она плакала и вскрикивала. Потом, когда он одевался, она только вскрикивала. Он выпил персикового бренди, прямо из бутылки. Он выпил бы всю ее до конца, если бы в дверь не постучали. Распахнув ее, он увидел старшего сержанта и двух военных полицейских; сержант положил ему на плечо руку и сказал:
— Вы арестованы. При попытке к бегству — стреляю.
Солдаты встали с обеих сторон и увели Тайхмана.
Его отвезли в помещение патрульной службы и заперли в одиночной камере. По соседству с ней располагалось караульное помещение; он слышал разговоры солдат, игравших в карты. Один из них, выигравший большой шлем, вел себя вызывающе. Тайхман задремал. «Я пьян, всемогущий Боже, я еще ни разу так не надирался». Он знал, что снова обманывает самого себя, но продолжал бормотать эти слова. Впрочем, один раз в жизни надо напиться до такого состояния. Это совершенно необходимо. Это неизбежно…
Вдруг он проснулся. В соседней комнате была Дора — он узнал ее голос, но не мог до конца разобрать слов. Потом он услыхал, как она сказала: