С полчаса колонна стояла на окраине села.
Стадо буренок выползло из тумана. Пастушонок с ними, мальчишка лет десяти, любопытный. Встал, ноги растопырил и смотрит на военных, а сам прутиком целится в них, скалится белозубо. Ближе всех к пастушонку, скатившись с дороги, стояла БМДшка; на гусеницы глины ей намотало, как фарша на мясорубку. Сержант к башне прислонился, глядит во все стороны; пацана заметил, крикнул ему:
— Ей, пацан, иди сюда. Жрать хочешь?
Мальчишка перестал махать прутиком и настороженно посмотрел на чужого солдата.
— Чего молчишь, бестолочь? Ты с этого села? — сержант спрыгнул на землю и шагнул к пареньку. — Не боишься штоль? Не боись. Мы не страшные. Коров твоих не тронем. Но лучше гони их от дороги, да и сам не сиди здесь. Видишь, техники сколько. Чего молчишь, говорю? Тебя как звать?
Мальчишка наклонил голову, исподлобья чертит сержанта сорочьим взглядом. Потом попятился назад — все быстрее, быстрее. И вдруг побежал. Отбежав метров на десять, он громко закричал на ломаном русском:
— Ухады! Здохнэшь! — и во всю припустился прочь от дороги, нырнул в гущу коровьих тел и пропал из виду.
Сержант даже попятился от удивления, машинально дернул автомат с плеча.
И в этот момент плесканулась с окраины села длинная автоматная очередь.
Когда не ждешь, и шарик лопнет — в штаны наложишь. Народ носом в снег, кто в грязь повалился — кому как повезло. Залегли. С той стороны больше не стреляли. Снайперы взяли на прицелы калитки, заборы. Только все без толку — тихо на той стороне. Напуганные выстрелами коровы сбились в кучу, добрыми влажными глазами косились на людей, мычали — словно просили не пугать их, не мучить без надобности.
Комбат уж на нервах: «грузиться!» кричит. Кричат лейтенанты: «по машинам, маму вашу!» Поднимаются солдаты, метут с бушлатов крошевой землистый снег, а снег тает прямо на руках — стынут солдатские руки.
Только сержант не поднялся…
В суете поначалу не обратили внимания.
Когда стрельнуло, сержант боком неловко пошел, дошел до БМДшки, грудью в борт уперся и сполз вниз под гусеницы. Сержанта перевернули на спину; он потерял сознание и начал умирать. Кровь алыми шариками пузырилась на его губах, шарики лопались. Тело ритмично вздрагивало в смертных конвульсиях.
Тот смешной солдатик, розовощекий Прянишкин, вдруг зарычал — вскинув автомат, застрочил без остановки. Заходил автомат в его руках и стал харкать огнем прямо в лупоглазых толстых буренок — в самую гущу коровьего стада. Махнули буренки врассыпную, взревели раненые животные; одна легла сразу — припала на передние ноги, захрипела. Опустошив магазин, Прянишкин прижал к «бронику» горячий автомат, опустился на истоптанную коровьими копытами жухлую траву и заплакал.