Умирала буренка тяжело: удивленно водила черным глазом, мычала утробно, сучила копытами; кровь перемешиваясь с пахучим спекшимся навозом разжижала его. И талая земля под теплым еще коровьим телом становилась красной.
К Прянишкину подбежал взводный Данилин, выхватил у него автомат и стукнул солдата кулаком по каске…
По-настоящему войну ощутили, когда батальон заходил в Грозный.
Грузовики катились по городским улицам, разбрасывая по асфальту прилипшую к колесам глину. Мимо на бешеной скорости пронеслась грязнущая БМДшка с батальонной разведкой. Иван подумал: «Не нам первыми быть… Говорят, город артиллерией обработали. Во, дают! Это что ж за дела такие?»
С этого момента все события того дня записались в памяти как на черно-белую кинопленку — без красок и почти без звука.
Пока Иван размышлял что, да почему, на пути стали вырастать городские кварталы. С балкона первого этажа за ними, движущимися теперь в колонне по городской улице, наблюдали мужчина и женщина. Мужчина нагнулся и что-то стал говорить женщине. Та игриво захохотала, дружелюбно помахала военным. И спокойно стало у Ивана на душе. Страхи пропали. Город обычный, как все другие города. Ну, постоят они, пошумят местные. Что ж делать? Демократия! Пошумит народ и разойдется.
Их обстреляли, когда первые машины выруливали с улицы на широкую площадь.
Иван, когда вспоминал этот бой, не мог назвать улиц и площадей, но всегда удивлялся, как их всех в тот момент сразу не поубивало.
Подбили головной танк: сорвало гусеницу, вспыхнуло в силовом отсеке. Танк пошел юзом, закрутился на месте — взревел как бешеный. Медленно завращалась башня. Чуть перепонки не лопнули, — схватился Иван за голову, — бахнул выстрел, вырвалось пламя из танковой пушки. Огрызался, плевался танк огнем. Взрывалось в домах: летели по улице камни, стекла с бетоном и домашней утварью, заполыхало в окнах и на балконах. Иван успел подумать, что поздно теперь назад, теперь хана им всем, но от кого наступит «хана» он не знал, потому что врага не видел.
Не урчало теперь в воздухе, но грохотало все вокруг неистово.
По танку дали залп гранатометчики. Присел Иван, повалился под колеса от страшного грохота, а когда поднял голову, увидел башню танка, как в замедленной съемке летящую по воздуху.
Десантники прыгали с бортов, рвали на себя холодные затворы автоматов, искали глазами противника. Вся площадь грохотала и взрывалась. Иван стрелял. Кончились патроны. Но ему казалось, что стрелял он мимо, и в какой-то момент стало ужасно обидно, что мимо. Дернул на себя затвор — заклинило автомат — ствол задымился. Вокруг стали падать солдаты. Он подбежал к одному — тронул — к другому. Не видел лиц, но понимал, что убиты они. Рвало боекомплект в той самой грязнущей БМДшке. Двое еще живых обгоревших до неузнаваемости разведчиков корчились под гусеницами: как рыбы засыпающие, разевали красные рты без губ, скребли скрюченными черными пальцами.