Мать лежит на диване. Отец у телефона.
— Скорая… восьмой дом. Знамовы. Приезжайте… сердце.
Иван закрутил желваками — зубы хрустнули, раскрошились… как тогда под Аргуном, будто снова ползти ему через мины, по хрусткому насту.
Отец смотрит жалким испуганным взглядом. Иван никогда не видел его таким. Отец — кремень, а тут…
— Там, на столе, кассета.
Иван не понял.
— Что, батя, какая кассета?.. Письмо пришло, про Жорку сообщили?
— Кассета, кассета… — только и смог выговорить отец. — В аптечке лекарство…
Мать увезли в больницу. Отец уехал вместе с ней. Остался Иван дома один. Подумал, что надо бы сообщить сестрам. Обе жили в Степном со своими семьями. Он уже поднял телефонную трубку, но увидел на столе кассету: обыкновенная кассета — черного пластика, видеомагнитофонная.
Сначала ничего не было видно — серое поле на экране. Иван догадался — надо перемотать. Нажал кнопку, подождал и включил на изображение… и отскочил от телевизора, словно ошпарился о горячее, обожгло огнем живым…
Уши оттопыренные, лоб крутой, затылок стриженный. Кадыка нет — по кадыку сталь, широкий нож туда-сюда, туда-сюда. Хруст. И красное брызжет, струями течет. На полэкрана — крупно было снято — так, что все можно рассмотреть: рука волосатая, нож в руке. И глаза зажмуренные насмерть. Жоркины глаза!.. Заметался Иван. На столе стаканы, лекарство. Сшиб ногой — звякнуло стеклянное; рванулся он из комнаты на улицу. Стоит на крыльце, дрожь его лупит: трясутся руки как от пулемета грохочущего. Шарит по карманам — курить, курить! Ветер, с улицы, со степи — в лицо. Захлебнулся Иван ветром.
У Болотниковых он выпил залпом стакан водки. Ничего не объясняя, снова налил трясущимися руками. Опрокинул… Когда Иван уронил голову на стол, Витька с Игорем подхватили под мышки обмякшее тело, оттащили на кровать. Уснул Иван, забылся мертвецки пьяным сном: не как тогда в сыром окопе, по-настоящему…
В пустом доме Знамовых старший Болотников один сидел перед телевизором. Иван, пока тащили его, что-то бормотал невнятное. Игорь понял, что есть кассета, а на кассете снято как режут брата Жорку. Записи было минут тридцать. Действо происходило на широкой поляне, на задних планах виднелись деревья, дальше пологие покрытые лесом горы. Снято было неумело, но откровенно. По поляне снуют бородачи. Картинно поднимают автоматы, стреляют в воздух. Летят гильзы. Слышатся голоса: «Аллаху-у акба-арр! Алла-аху…»
Смотрит Игорь.
Четверо лежат на земле со связанными за спиной руками. Бородач схватил крайнего, оттащил на пару метров, вынул нож с широким плоским лезвием. Мальчишка-солдат в защитной выцветшей хэбэшке только ногами засучил, когда бородач вдруг с силой, оскалившись во весь рот, воткнул ему нож сбоку в горло. Брызнула кровь алым фонтаном. Перерезав шею, бородач потряс окровавленным клинком. Потом так же второго, третьего…