На экранах было видно, как сорвались с места, заполнив практически всё пространство квадратного туннеля, аэроциклы. Но от этого основного туннеля отходили и другие туннели, меньших размеров. Эти боковые туннели часто изгибались, то сужались, то расширялись — в общем, лететь по ним было гораздо опаснее, чем по основным туннелям. Но при должном мастерстве можно было подрезать, а значит и выиграть время — прийти первым.
Лидеры предыдущих гонок во всю пользовались такими боковыми проходами — они хорошо знали, где можно подрезать, но все же избегали некоторых, особо опасных проходов. Но и не асы, а новички, — те, кто заплатили вступительные сто тысяч эзкудо, и ещё толком не освоились в управлении аэроциклом — пытались вписаться в опасные повороты. Далеко не у всех это получалось. Они врезались в стены — отскакивали — дальнейшего Эван не видел, потому что камеры тут же переключались на другие места. Крушения таких новичков воспринимались толпой с восторгом. Ведь никто не ставил на них денег, а их аварии были интересным элементом шоу.
Между тем гонка приближалась к той трибуне, на которой сидел Эван. И вот пронеслись первые аэроциклы. А потом появилось нечто страшное, но вызвавшее рёв одобрения. Уже поломанный аэроцикл нёсся вперёд, вилял из стороны в сторону, с силой ударяясь об стены туннеля. Зацепившись рукавами за ручки управления, висел, маятником раскачивался гонщик. Но этот гонщик был уже мёртв, изломан. Аэроцикл в очередной раз понесло в сторону, и он ударился, впечатал спину гонщика в стекло, напротив Эвана. Аэроцикл полетел дальше и ударился об противоположную стену туннеля, а на стекле осталось кровавое пятно…
И во всё дальше время гонок взгляд Эвана постоянно оборачивался к этому кровавому пятну. А зрители продолжали вопить, ругаться, смеяться, пихаться, и даже бить друг друга. И им не было никакого дело до тех, кто погиб на их глазах. Это, разве что, веселило их.
Наконец, результаты гонок были объявлены. На мониторах появилось самодовольное, раскрасневшееся лицо немолодого уже мужчины. В одной руке он держал золочёный кубок с выгравированном на нём изображением аэроцикла, в другой — чек на десять миллионов эзкудо.
Эван плохо помнил, как он покинул душную, пропахшую потом трибуну; плохо помнил и то, как вернулся домой.
Но, несмотря на то, что и эта поездка, и все сопутствующие ей волнения истерзали Эвана, он всё же не мог успокоиться, и в тот же день наведался к своему соседу — старичку Шоколу Эзу.
Жилище Шокола Эза мало отличалось от жилища Эвана, разве что мебели там было чуток побольше, да стояли на полках растрёпанные книжки, некоторые из которых Эван уже прочитал.