— Уже смог, — отозвался лекарь, и повернулся к ведьме спиной.
— Что ты сделал? — спросил барон.
— Лишил дара и ведьму, и её отпрыска.
— Сволочь! Дрянь! — не унималась та.
— Теперь они всего лишь простые смертные, без единой доли магии в душе. Их души недостойны её. Что делать с телами, решать тебе, — произнес Ригулти и повернулся к шуту и королевичу: — А вы отправляетесь спать.
— Но… — попытался было возразить Шельм.
— Быстро! — рявкнул Ставрас.
Шельм нахмурился, хотел снова что-то сказать, но его остановил Веровек.
— Да, ладно тебе, Шельм. Пойдем уже, а то, кажется, я сейчас в обморок упаду.
— Только попробуй, — прошипел тот в ответ. — Иначе брошу там, где упадешь. Я твою тушу по лестнице просто не затащу.
— Так идем быстрей, — огрызнулся королевич, покраснев, хотя до этого был мертвенно бледным.
И они вместе поковыляли к выходу. Долго пересекали двор, потом с трудом добрались до второго этажа и завалились в какую-то комнату. Узрев кровать, Веровек только и смог, что на последнем издыхании добрести до нее и рухнуть, уткнувшись носом в подушку.
Шельм остался, пошатываясь, стоять в дверях. Перед глазами все расплывалось, и дело было вовсе не в адреналине, хотя и в нем тоже. Просто пока по приезду Веровек был занят разговорами с бароном и предавался чревоугодию, оставленный Ставрасом шут втихаря делился собственной энергией с драконихой, и чувствовал себя сейчас еще более вымотанным, чем королевич.
Осознав, что дойти до соседней комнаты он просто не сможет, Шельм добрел до кровати, на которой развалился королевич и упал рядом. Как там говорится, после нас хоть потоп? Вот потом и будем думать, а сейчас спать.
6.
Что испытывает пьяненькая еще со вчерашнего вечера мышка, проснувшись в миске у кота, который с философским выражением на до-отвращения трезвой морде, наблюдает за её потугами вспомнить, что вчера было? Поверьте, ей не позавидуешь. Шельм почувствовал себя именно такой мышкой, проснувшись и приподнявшись на локтях в кровати, на которую завалился не раздеваясь и обнаружив Ставраса, лениво изучающего его помятую мордашку, оперевшись всем весом на изножье кровати. Шельм нервным жестом пригладил встрепанные волосы и скосил глаза на левую половину ложа, в котором, хоть убей, не помнил, как оказался. Рядом мирно посапывал Веровек. Одно радует, такой же одетый, как и он сам. Может, пронесет?
— Ну, и как спалось, милый? — растянув губы в ехиднейшей из своих улыбок, проворковал Ставрас.
Шельм закатил глаза к потолку, точнее к балдахину, и снова откинулся на подушку.
— Отвратительно, — признался он. — Спал бы еще и спал.