Мне нравится Дани. Она отличается от других ши-видящих. Она сразу же мне понравилась. С первой нашей встречи. Есть что-то, что роднит нас кроме того факта, что мы обе жаждем мести: она за мать, а я за сестру.
— Ты ведь знаешь, что Ровена убьёт тебя за то, что ты была здесь. — Я нахмурилась, так как я непроизвольно начала подозревать её. — Или это она послала тебя?
— Нах. Я прокралась к тебе издалека. Не думаю, что кто-нибудь следил за мной. Мак, ты возглавляешь её дерьмовый список. Она послала бы меня сюда с мечом.
У меня дыхание перехватило. С Дани я никогда не хотела бороться. Не потому что я боялась поражения (если учесть её свехчеловеческую скорость, то, думаю, что это вполне возможно), а потому, что я не желала её смерти. Я не хотела, чтобы эта легкомысленная, бьющая через край искорка была погашена моей или любой другой рукой.
— Действительно?
На её лице появилась озорная улыбка.
— Нах. Не думаю, что она желает тебе смерти. Я так Она только хочет, чтобы ты, нах, наконец, повзрослела и повиновалась каждому её слову. То же самое она ждет и от меня. Но, блин, до неё никак не может дойти, что мы уже взрослые. Просто мы никогда не будем безмозглыми маленькими оловянными солдатиками, как вся её остальная армия. Ровена называет детьми всех, кто способен думать самостоятельно. Если у тебя нет своего собственного мнения, то я назову тебя овцой.
— Беее — сказала она, состроив гримасу на своем лице — Аббатство настолько переполнено ими, что воняет как овечье дерьмо в летний день.
Я подавила смешок. Это только поощрило бы её.
— Прекрати сквернословить, — сказала я. И пока она не разозлилась на меня за то, что я пытаюсь её учить, добавила, — Потому что у симпатичных девушек должна быть красивая речь, идет? Я также иногда ругаюсь. На я делаю это очень редко.
— Да кого заботит, симпатична я или нет? — Посмеиваясь, сказала она, но я насквозь её видела.
Первый раз, когда я увидела ее, она была одета в обычную одежду. На её лице был макияж, которые делал её немного старше своих лет. В своей униформе и без макияжа она выглядела на свои тринадцать, ну максимум четырнадцать лет. Она пребывала в той неуклюжей стадии, в которую все рано или поздно проходят. И я пережила этот период гадкого утенка. Я тогда была уверена, что гены Лейнов подвели меня и, в отличии от Алины, я буду уродиной. Что моя сестра всегда будет меня затмевать, а люди с сожалением будут говорить за моей спиной:
— Бедная МакКайла, Вся красота и ум достались Алине.
Дани была в ловушке подростковой неопределенности. Ее туловище еще не догнало ноги и руки, и хотя гормоны уже подпортили её кожу, но бедра и грудь еще не сформировали. Так гадко быть пойманной в той промежуточной стадии развития, когда ты еще не женщина, но уже не ребенок. А Дани при этом еще и вынуждена сражаться с монстрами.