Я посмотрел на перекидной календарь — вроде срочных встреч не было.
— Найдется.
— Подскочи ко мне и прихвати с собой этого москвича, ну, следователя.
— Хорошо.
В. неофициальной обстановке с Головановым мы на «ты», потому что были, можно сказать, земляками. Он родом из соседнего поселка, а с его двоюродным братом Яковом, тем самым заместителем секретаря парторганизации, и вовсе из одного села.
Когда я сказал Чикурову, что нас ждут в горкоме, он спросил:
— Небось по Киреевскому делу?
— Скорее всего…
Здание горкома — в трех минутах ходьбы. Шикарный дворец из розового туфа и стекла. Не чета прокуратуре, которая давно требует ремонта, но у южноморских строителей все не доходят до этого руки…
Голованов встретил нас в своем роскошном кабинете с наборным паркетом, усадил в кожаные кресла.
— Уж извините, что оторвал от работы, но дело неотложное. Понимаете, нужно решать вопрос о партийности Киреева.
Мы незаметно переглянулись с Чикуровым.
— Как, товарищи? — нетерпеливо спросил секретарь.
— Партийность — не наша прерогатива, — сказал Игорь Андреевич.
— Решать в отношении Киреева — право партийных органов, — поддержал я следователя.
— Но у нас нет материалов. Ясности, так сказать…
— Значит, придется немного подождать, когда следствие внесет ясность, — спокойно произнес Чикуров.
— Насколько я понял, — несколько раздраженный ответом Игоря Андреевича, произнес секретарь, — у вас, как следователя, ее тоже нет. — Он повернулся ко мне. — Тогда возникает вопрос к вам: как можно сажать человека с партбилетом? К тому же презумпция невиновности… Что скажете, прокурор?
— Прокурор дает санкцию, если убежден в ее необходимости и когда есть для ареста все основания, — ответил я.
— Основания? — сурово вскинул брови Голованов. — Так ведь только что товарищ следователь выразился предельно откровенно: полной убежденности нет. — Он даже не посмотрел в сторону Чикурова. — Товарищи, дорогие, оглянитесь вокруг! Вся страна перестраивается, а вы словно в летаргическом сне. Сколько можно ехать в старой телеге, я имею в виду обвинительный уклон? Он и так нас довел черт-те до чего. Очнитесь, прислушайтесь к голосу партии и народа! К чему он зовет?
— Защищать закон, — сдержанно ответил я на его горячую филиппику. — И общество. Между прочим, не только от обвинительного, но и от освободительного уклона. Да-да, уважаемый Валентин Борисович, освободительного тоже. Он стал разрастаться, как бурьян. И еще неизвестно, что страшней. Впрочем, это все равно, как если бы медики спорили, что лучше: чума или холера.
— Странные речи слышу от вас, — покачал головой секретарь. — Словно вы не смотрели по телевидению первый Съезд народных депутатов и прессу не читаете…