— Не смущайтесь, святой отец, ищите пути к примирению. И перво-наперво навестите настоятеля этой обители. Расскажите ему о нашей миссии и постарайтесь произвести благоприятное впечатление.
Не хотелось бы, чтобы монахи встретили нас градом камней.
— А вдруг эти женщины, когда вы уедете, решат нас прогнать? Чтобы присвоить то, что вы им дали? — Отец Ковновский с опаской посмотрел на крестьянок и нервно поежился, словно те уже мчались к нему с ухватами, крынками и горшками.
— Думаю, они захотят получить остальное, — сказал Ракоци. — За деньги день-два нас потерпят. А то и все три.
Отец Ковновский заколебался. С одной стороны, ему было боязно оставаться в деревне, с другой — не хотелось, чтобы кто-то заметил, что он празднует труса, особенно бравый сержант.
— Я не согласен с вашим решением, — заявил он наконец, — но обстоятельства вынуждают меня подчиниться.
— Вот и прекрасно, — сказал Ракоци. — Приятно слышать разумную речь.
Иезуит помолчал, потом, потрепав лошадь по холке, оставил седло и, приосанившись, побрел к Роджеру. Тот уже со свойственной ему обстоятельностью оглядывал соседствующую с колодцем избу.
— Крепкое хозяйство, — заметил он одобрительно. — Добрые женщины, чье оно? С кем я могу переговорить о постое?
Рослая крестьянка тряхнула головой.
— Со мной, — заявила она, пряча доставшиеся ей золотые. — Здесь живу я. Со своим мужем и свекром.
— Полагаю, вас не стеснят два или три постояльца?
Ответом был почти благосклонный кивок. Крестьянке нравилась уважительность квартирьера.
— А найдутся ли у вас лишние стойла?
Женщина широко улыбнулась.
— Нет, но есть огороженный выгон. Овец мы выведем, но возьмем с вас еще по монете. За сено, за выпас. — Она осеклась, опасаясь, что зашла чересчур далеко.
— Что ж, это разумно, — отозвался Роджер. — А не сможем ли мы разжиться у вас и овсом? Наши лошади голодны, а путь предстоит неблизкий.
Женщина вновь усмехнулась. Несмотря на молодость, во рту ее не хватало половины зубов, но она тем ничуть не смущалась.
— У нас его мало, но мы поищем. Разумеется, за отдельную плату. — Она сознавала, что односельчанки глядят на нее, и вся светилась от самодовольства. — Если понадобится заколоть какую-нибудь животину, чтобы накормить ваших людей, мы спросим за нее как на рынке. — Это была очевидная дерзость, и остальные крестьянки затаили дыхание.
— Именно на то мы и рассчитывали, — невозмутимо отреагировал Роджер. И получил тычок в бок.
— Это просто грабеж! — прошипел возмущенно иезуит.
— Помолчите, — обрезал его с неожиданной властностью Роджер. — Деньги не ваши, с чего бы вам возражать? — Он повернулся к крестьянке. — Добрая женщина, не согласишься ли ты вести разговор от всей деревни? Так мы могли бы скорее сладиться, и ни одна хозяйка не получила бы меньше другой, что представляется мне справедливым.