Моя книга — это попытка заполнить пробелы, рассказать всю историю Венеции от ее туманного начала до печального для Европы дня, когда дож Лодовико Манин медленно снял корно и отдал его секретарю, пробормотав, что этот головной убор более не понадобится. Отречение далось нелегко. Одна из самых неизученных проблем исследователей Венеции — это инстинктивный ужас, доходивший по временам до фобии, который республика испытывала при малейшем проявлении диктатуры. Рано или поздно человек, обратившийся к этой теме, с тоской начинает смотреть на terra firma[1] и череду сменяющих друг друга великих Медичи и Малатеста, Висконти и делла Скала, Сфорца, Борджиа и Гонзага. Громкие венецианские имена, по контрасту, чаще относятся к palazzo,[2] а не к людям, да и трудно заинтересовать человека указами и решениями безликого Совета десяти.
Еще одно затруднение преследовало меня: постоянный соблазн отступить от главной темы. Захотелось поговорить о картинах и скульптуре, музыке и архитектуре, костюмах, обычаях и общественной жизни, в особенности о жизни XVIII века, достигшей высочайшего уровня просвещенной утонченности, сравнить которую возможно лишь с жизнью общества, посвятившего себя войне, за три столетия до этого. (Казанова и Карманьола — кто из них был дальше от реальности? Чью фигуру можно считать более трагичной и, если уж на то пошло, более смехотворной?). Этих соблазнов я старался по возможности избежать, хотя, сознаюсь, не преуспел в этом, особенно в отношении архитектуры. Книг на эти темы написано великое множество, и толковых, и с множеством иллюстраций, а моя работа и без того весьма объемна.
Она могла бы стать еще объемнее, если бы не тот факт, что в истории Венеции событий происходило, либо слишком много, либо очень мало. Источники сведений о раннем периоде весьма малочисленны, к тому же они противоречат друг другу, однако с возвышением республики картина становится все более сложной. XIII век начался с латинского завоевания Константинополя и основания торговой империи Венеции. Этот период продлился до XVI века, включая долгую, печальную историю французского пребывания в Италии. Затем настал тревожный момент: Венеция увидела, что вся Европа ополчилась против нее. Это время так насыщено волнующими событиями, что я даже засомневался, смогу ли когда-либо закончить свою работу, а если смогу, то захочет ли ее кто-либо прочесть. И вот события неожиданно замедляют бег. Читатели удивленно вскинут брови, когда увидят, что в последней части книги целому столетию посвящено меньше страниц, чем десятилетию в середине. Возможно, решат, что автор выдохся, я же только замечу, что в том же самом подозревали всех историков, писавших о республике, к какой бы национальности те ни принадлежали и какой бы период времени ни описывали. Все просто: в XVII веке, по сравнению с минувшими столетиями, в политической жизни республики происходило мало событий, а в XVIII — и еще меньше. Считаю, что мне повезло: иначе пришлось бы работать еще несколько лет.