В трубке раздался незнакомый голос, глухой и напряженный:
— Говорит Квазар. Собаке нужен корм.
Фигня какая-то. Я подождал, что будет дальше. В трубке слышался шорох, похожий не то на шум волн, не то на гул в галерее игровых автоматов. Я молчал — чокнутым лучше не отвечать. Далее ничего не последовало. Словно на том конце тоже чего-то ждали. Я оказался терпеливее и, когда там дали отбой, повесил трубку, ничего не понимая. А, фиг с ним.
Я стоял спиной к двери. Она открылась. Звякнул колокольчик, и я подумал: «Нет, только не это! Рабочий день уже закончен!» Я обернулся и чуть не упал прямо на лимитированный бокс-сет Лестера Янга [21] — пол почему-то качнулся под ногами.
Это ты! Стоишь и всматриваешься в сумрак моего уголка.
Она стояла передо мной. Она пришла одна. Она заговорила. Я часто прокручивал в воображении нашу встречу, но всегда первый шаг делал я. Я даже не понял, что она сказала. Она пришла!
— Вы еще работаете?
— …Да!
— Как-то не похоже. Свет уже погашен.
— …Да, ну, дело в том, что я собирался закрывать, но еще не закрылся, а пока я не закрылся, я работаю. Пожалуйста!
Я включил свет:
— Вот видите!
Надо говорить спокойнее. Выгляжу, наверное, как младшеклассник.
— Не хотелось бы задерживать вас. Вам, наверное, пора домой.
— Задерживать? Что вы, нисколько вы меня не задерживаете. Ничуть. Я к вашим услугам. Пожалуйста. Проходите.
— Спасибо.
«Я», живущее в ней, глядело глаза в глаза моему «я».
— Знаете… — начал было я.
— Понимаете… — начала она.
— Простите. Продолжайте, — сказали мы хором.
— Нет, продолжайте вы, — повторил я, — Вы дама.
— Вы подумаете, что я чокнутая. Я была здесь дней десять назад, — Она непроизвольно покачивалась на каблуках. — У вас играла музыка. Она не выходит у меня из головы. Фортепьяно и саксофон. Я понимаю, вряд ли вы помните тот день, и ту музыку, и меня… — Она помолчала.
У нее необычная манера говорить. Может, из-за акцента, не знаю. Мне это очень нравится.
— Вы были здесь две недели назад. Точнее, две недели и еще два часа.
— Так вы меня помните? — обрадовалась она.
— Еще бы! — Я засмеялся и не узнал собственного смеха.
— Со мной была кузина с подружками. Они довольно противные. Считают меня дурой, потому что я наполовину китаянка. Мама у меня японка. А вот отец — китаец из Гонконга. Я живу в Гонконге, — сказала она с вызовом, это надо было понимать так: «Да, я не чистокровная японка и не скрываю этого, нравится это вам или нет».
Я вспомнил барабан Тони Уильямса в «Тишине» [22]. Точнее, даже не вспомнил, а почувствовал, глубоко внутри.
— Ну и что? Какая разница? Я сам наполовину филиппинец. А та мелодия называется «Одиночество». Ее написал Мэл Уолдрон. Хотите послушать?