Искатель, 1972 № 03 (Барков, Цыферов) - страница 31

Лемке уже смирился с потерей своей собственной ставки и улыбнулся.

— Ты мог бы шепнуть мне, дружище. Да бог с тобой, — он потрепал Петера по шее. — Может, все к лучшему?

— Смотри! Смотри, Вальтер! — крикнул Петер и встал.

Сидящие сзади тоже встали, и через секунду все зрители круглой арены стояли, хотя бой еще не начался.

Но вот прозвучал гонг и раздался возглас:

— Второй раунд!

Бартен медленно встал и подошел к ожидавшему его противнику.

— Бокс! — крикнул рефери и отскочил.

На мгновение боксеры замерли, потом в перехлесте ударов мелькнули перчатки, раздался глухой стук, потом стон. Никто не мог понять, что произошло. Боксеры стояли вплотную, соприкасаясь перчатками и головами, потом Зигмунд опустил руки, сделал шаг назад, повернулся и пошел в угол. Бартен медленно опустился на колени, уперся в пол руками и с хриплым выдохом упал лицом вниз.



— Браво! — крикнул Петер.

Зигмунд пришел в свой угол, протянул руки, Сажин развязал ему перчатки и заглянул в лицо, но в голубых глазах снова появились шторки, боксер пожал тренеру руку.

— Спасибо, Михаил Петрович.

Он подошел к судье, который ждал, пока утихнет зал, чтобы объявить победителя.

Петер стоял в окружении любителей бокса.

— Дин Бартен надолго запомнит удар русского, — сказал кто-то.

— Бартен? — Петер злорадно усмехнулся. — Такого боксера больше нет. Покойник! — Он махнул рукой и заковылял к выходу.

Публика медленно расходилась. Мальчишки размахивали руками и принимали воинственные позы. Мужчины шествовали, гордо подняв головы и выпятив груди, подавали своим спутницам пальто с таким видом, словно это они только что одержали блестящую победу.

Вытирая полотенцем лицо и глядя под ноги, быстро прошел через фойе Сажин.

Римас посмотрел на газету с фотографией Фишбаха, которую ему протянул Лемке, поднял воротник плаща и сказал:

— Тебе не кажется, что нам кто-то мешает? Кто-то ввязывается в нашу игру?..

* * *

— Ты понял? — Роберт уперся указательным пальцем в грудь Шурику и грозно шевельнул усами. — Ты понял, кто такой Зигмунд Калныньш? — он отвернулся, расслабил узел галстука, вздохнул и совсем другим голосом продолжал: — Это не Кудашвили и даже не Александр Бодрашев. Через двадцать лет, малыш, ты будешь рассказывать пионерам, что был в одной команде с Калныньшем, — он оперся подбородком на ладонь и посмотрел на пустой ринг. — Тебе, конечно, никто не поверит. Он станет легендой.

— И все-таки он пижон, — упрямо сказал Шурик и встал. — Пойдем, все ушли.

— Зигмунд еще моется, — Роберт устало поднялся. — Ты хотел мне рассказать, где шлялся вчера ночью.