… В той глупой пьяной драке, когда Глафира уже чувствовала себя барыней, поскольку носила под сердцем барское дитя, а товарка обозвала ее шлюхой, она исцарапала той лицо и разбила о голову тяжелый кувшин. Пока шло разбирательство да суд, она родила. Но в тюрьму ребенок вслед за матерью не попал. Мог ли допустить это Артемий Петрович? Плоть и кровь его, долгожданный и единственный сын, потомственный дворянин!
Не случись такой оказии, повернулась бы жизнь мальчика по-другому. Рос бы он при матери, был только Зубровым. Отец, конечно, принимал бы в нем участие, но все сложилось бы проще. Однако судьбу не обманешь. Да и кто знает, не таил ли Артемий Петрович мысль: все к лучшему! Не пришла ли уже тогда, сразу ему в голову сделать незаконнорожденного ребенка совершенно законным… Покаялся он перед женой. Слегла бы Мария Степановна в тяжелой нервной горячке, да младенец беспомощный, оставшийся без матери, повернул ее сердце к прощению. А простив, решила: не дает Бог своих детей, так стану матерью этому мальчику! Не чужой ведь: плоть от плоти любимого мужа.
Позволив по имению пойти молве о ее тягости, Захарьева уехала в Италию, в тихий курортный городок, где и прожила полгода с мужем и сынишкой, которого Артемий Петрович привез туда. Правда, на родине все считали, что госпожа отбыла рожать в родные пенаты, под Вологду. Сначала так и было: Мария Степановна приехала в Кириллов, к матери, поведала все той, надеясь на поддержку. И уехала с материнским проклятием. И хотя была бывшая княжна Машенька нрава мягкого — в отца, но характер решительный, неуступчивый от матери тоже унаследовала. Не испугалась, не отказалась от своего.
— Никого никогда из Шабалиных я не видал, — рассказывал Василий Захарьев, — но хорошо знаю, что я для них никто. А впрочем, что обижаться: крови общей у нас нет. Но для поддержания престижа и для сокрытия тайны время oт времени по имению и знакомым объявлялось, что я уехал к бабушке. Я — к маме Глаше, в город, а говорят — под Вологду.
Да, неполных пяти лет Василий узнал, что у него есть и вторая мама… Поначалу уговорить Глафиру отдать мальчика отцу было не трудно: какая мать добровольно изберет для своего ребенка тюрьму! Он уже был записан Иваном Зубровым, но Мария Степановна крестила сына по-своему, в надежде на то, что Иван Зубров исчезнет навсегда с появлением Василия Захарьева. Артемий Петрович надежду эту в ней поддерживал, хотя сам далеко не был уверен в будущем: характер Глашин хорошо знал.
Она, лишь выйдя из тюрьмы, узнала, что мальчик не просто где-то устроен, а взят в сыновья женой Артемия. Что пришлось пережить ему, разрываясь между двумя женщинами и единым сыном, можно лишь гадать. Все же сумел он убедить Глафиру, что мальчику нужно подрасти и окрепнуть в привычной ему обстановке. Четыре года сдерживал он мать, исходящую тоской по своему ребенку. Больше не сумел. Тогда перевез он ее из Курска в свой город, купил ей на Аптекарском въезде швейное дело, первый раз привез сыночка.