И Зимний дворец
как штыками утыканный торт,
где морды сидят
за оградой из морд.
Гитара поет,
притишая струну,
в студенческой тесной каморке:
«О, если б все морды сложились в одну
и дать бы по морде той морде!»
И кто-то кричит в молодом озорстве,
заусенцы кусая:
«Пощечину славно влепили в Москве,
а что мы, безруки в Казани?!»
На сходку!
Еще не загинул народ,
пока среди рабства и скотства
в нем дочь новгородского веча живет
студенчества русского сходка!
«Хотят кнутовище нагайки
засунуть нам в глотку?»
«На сходку! На сходку!»
«Россию навек уподобить хотят околотку?»
«На сходку! На сходку!»
«Политзаключенных по тюрьмам вгоняют в чахотку?»
«На сходку! На сходку!»
«Забрали и право и власть,
а народу оставили водку?»
«На сходку!
На сходку!»
И юная лава,
кипящая неудержимо,
и слева и справа
летит на Помпею режима.
И гневно,
упрямо
в котле мятежа,
в клокотанье
Володя Ульянов
со вскинутыми кулаками.
И в актовом зале,
как будто бы в зале Конвента,
за выкриком выкрик
взлетают несметно,
кометно.
«Клянитесь спасти наш народ,
историческим рабством клейменный!»
«Клянемся!
Клянемся!»
«Клянитесь,
что в этой борьбе не допустит никто вероломства!»
«Клянемся!
Клянемся!»
Инспектор Потапов,
примите награду почетную
пощечину!
И выстрел «Авроры»
над питерскими проспектами,
как эхо пощечины,
влепленной в морду инспектору!
Студенчество мира,
лети по-казански вулканно
на морды и мифы
со вскинутыми кулаками!
Уже не нагайку
дубинку суют полицейские в глотку,
но ты продолжаешь
казанскую вечную сходку.
И юно и яро,
отчаянно спрыгнувший с полки,
Володя Ульянов
бушует в Мадриде и Беркли.
В ответ на несущие смерть
самолеты, эсминцы, подлодки:
от сходки студентов
до всечеловеческой сходки!
Все морды планеты
сложились в глобальную сальную морду.
К черту!
Тряситесь от страха,
все морды планеты.
Вы душите правду,
но вам вопреки
тот юноша
вечно семнадцатилетний,
поднявший тогда
и на вас кулаки!