Участковый слегка улыбнулся:
— Да, выдумками Торчкова бог не обидел.
— Кстати, прихвати его к Ерошкиной плотине. Может, дельную мыслишку подбросит прокурору. Иван Васильевич хотя и не на много лет старше нас, однако из истории окрестных сел знает такое, что нам с тобой и во сне не снилось.
— Скажешь тоже! — словно испугался Кротов. — Торчкову дай волю — всей опергруппе головы задурит.
— А вы не давайте Ване увлекаться, почаще одергивайте, — председатель глянул на часы. — Ох ты, время золотое! Ну, ладно, Михаил Федорович, желаю успеха. Помчусь к подрядчикам, надо проверить, все ли там по уму-разуму идет…
И опять участковый остался один. Опять задумался. Теперь его мысли были о председателе колхоза. Участковый знал Бирюкова с детства. Как ни говори, росли в соседних селах: Кротов в Серебровке, Бирюков — в Березовке. Дружбу водили по охотничьим делам. Вместе воевали в Отечественную. И с войны разом вернулись. Районные власти мигом определили их на работу. Кротова уговорили пойти участковым для укрепления ослабшей за войну районной милиции, а Бирюкова — полного кавалера орденов солдатской Славы — рекомендовали председателем Березовского колхоза. Авторитетный нужен был человек, чтобы поправить дела в пошатнувшемся хозяйстве. Туговато пришлось Игнату Матвеевичу на первых порах председательствования. Категорически отказался он трубить победные рапорты в угоду районному начальству. Ну и, конечно же, нахватал синяков да шишек — увешивали его выговорами, как новогоднюю елочку игрушками. Разжаловать из председателей грозились. Однако, спустя несколько лет, притихли ретивые администраторы — ослабший за годы войны колхоз пошел в гору. Сначала рассчитался с задолженностью государству, затем и прибыль потекла в колхозную кассу. А когда сменилось районное руководство вместо выговоров каждую пятилетку стали вручать Бирюкову государственные награды. И рядовых березовских колхозников теперь не обходят стороной ордена да медали.
Беспокойный человек Игнат Матвеевич, заботливый. Бывает, и пошумит, пыль до потолка поднимет, но принародно даже самого отпетого лодыря не оскорбит, не плюнет человеку в душу. Вспыльчивость передалась Игнату Матвеевичу, видимо, от отца, Матвея Васильевича. Вот геройский старик! В империалистическую все четыре Георгиевских креста заслужил, а в Гражданскую — орден Красного Знамени. Годов деду Матвею уже за девяносто, но держится еще так крепко, что ни одного колхозного собрания не пропускает. Сядет в первом ряду, расправит белую бородищу и не сводит глаз с каждого выступающего. Если заметит какой-то изъян в хозяйствовании, такой разгон устроит, что самые заядлые говоруны, вроде Ивана Торчкова, умолкают.