Звонки? Какие звонки? В чем он ее упрекает?
А голос? О Боже! Неужели?.. Как он мог?!!
Нет, нельзя упрекать его в этом: она не имеет права, она ведь бывшая жена. Господи, как же далеко все зашло! У Иры Черкасов, у Сергея какая-то женщина… И из-за чего? Из-за безобидного фото! Почти безобидного. Ведь ничего же не было!
— Звонки? Ты о чем? Я позвонила лишь однажды — поздравить Маришку с днем рождения.
— Ага, конечно. Я и не сомневался. Зато с остальным ты согласна безоговорочно.
— Нет, Сережа, не согласна. Это все ложь. Я до сих пор тебе верна.
Про себя добавила: почти. Но ведь грань еще не преодолена, она еще по ту сторону, где находится порядочность и непорочность. Почти, опять же почти!
— Прекрати, — злобно зашептал Сергей. Таким Ира видела его лишь однажды — в новогоднюю ночь. Значит, ему до сих пор больно. Бедный… Но и ей тоже больно — как же он не понимает?! — Не смей фиглярствовать! Если для тебя верность — пустой звук, не оскорбляй чувства людей, которые верили тебе, которые любили. Не заставляй меня ненавидеть тебя. Хотя ты этого уже добилась. Прощай.
Резко встал из-за столика и пошел прочь. В высоком прозрачном стакане плескалось недопитое пиво.
Аккуратно, чтоб не заметили окружающие, Ира убирала ногтем готовые скользнуть по щекам соленые капельки горя.
Сергей был взбешен.
Где были его глаза? Как он раньше не замечал ее лживой натуры?
Дрянь, притворщица! Наглая, бессовестная дрянь.
В этот вечер он принял решение, от которого отказывался до сих пор, призрачно надеясь на что-то. Маришка уехала к подружке на дачу до самого папиного отпуска, когда они по давно заведенной традиции должны были отправиться в Ялту.
Но Сергей не остался один — рядом с ним теперь была Женька.
***
— Я опять не смогла объяснить ему, почему все три года ходила на новогодние вечеринки без него. Я всегда считала это такой ерундой, такой мелочью, что не задумывалась о реакции Сергея, если бы ему вдруг стало известно о моей маленькой лжи. Собственно, я это и ложью не считала. Не сказанная правда — вроде и не ложь. Я не хотела, чтобы нас делила принадлежность к разным социальным категориям: я — белый воротничок, он — рабочий класс. Я любила его таким, каким знала. Не любила, люблю, — поправилась Ирина. — Вот такая дурочка — любила, но стеснялась. Если бы я только могла знать, к чему, к каким жутким последствиям это может привести!
В очередной раз замолчала. Однако пауза долго не продолжилась. Ей словно пришла в голову какая-то мысль. Она схватила книгу, до сих пор сиротливо лежавшую на ее коленях, настойчиво продемонстрировала ее собеседнице: