Как ей было не любить его? Любить — слабо сказано. Паулина его обожала. Обожала тискать его, целовать. Обожала нашептывать ему в ушко, какой он замечательный и сладкий. Обожала прижимать к себе, и вспоминать, как нежно, будто теленок, сосал он когда-то ее грудь. Обожала щипать за попку — упругую, еще по-детски округлую. Щипать мягко, аккуратно, чтобы доставить сыну не боль, пусть даже пустячную, а сплошную приятность. Обожала смачно, по-взрослому, целовать в губы: с некоторых пор это стали единственные поцелуи, доступные ей — не с Николаем же, чурбаном, целоваться? Обожала их игры в красоту. В эти моменты сын и мать становились близки как никогда, хотя и без того, кажется, были друг другу ближе некуда.
Вадик был красив с младенчества. Но не за это Паулина любила его. Хотя его красота ей очень даже импонировала. Потому что это ее красота. Пусть он похож на Черкасова — это все равно ее красота. Ее сын. Весь ее. Это она его родила. Она создала эту красоту. Значит, и принадлежать он может только ей одной. Безраздельно.
Сын взрослел, и мать стала ловить себя на ревности: когда-нибудь придет день, и у него появится жена. Какая-то хищница уведет у Паулины ее сокровище. Уже не маму Вадик станет любить. Смывать с него взбитую сметану станет не мама.
Пережить появление соперницы будет нелегко. Но Паулина найдет в себе силы. Она сможет полюбить его избранницу — это единственный шанс не потерять сына. Ради него она вытерпит все. Если уж она умудрилась столько лет терпеть рядом с собой его отца — выдержит что угодно. Потому что она любит сына. Очень любит.
И сын отвечал ей такой же любовью. Паулина чувствовала — он тоже без ума от нее. Никто ему не нужен, кроме мамы: ни отец, ни друзья. Только наедине с матерью Вадик выглядел счастливым. И это сыновье счастье Паулина воспринимала наградой за сорванную карьеру, за бесконечные издевательства придурка-мужа. Ее страдания были оправданы и окуплены сторицей: у нее был Вадик!
Любовь, тишь да гладь в доме царили до десяти вечера, пока на пороге не объявлялся уставший и по обыкновению злой, как черт, Николай.
Днем мать с сыном, казалось, напрочь забывали о существовании мужа и отца вплоть до того момента, когда он напоминал о своем присутствии в их жизнях вечно недовольной физиономией. Смех и веселье моментально сменялись напряженным молчанием. Вадик старался побыстрее умыться и юркнуть в постель, пока отец не придрался к чему-нибудь. А уж если не успевал, и отец находил его не слишком аккуратно поставленный у входной двери ботинок, или же считал, что брюки сына висят на стуле недостаточно аккуратно, или портфель стоит не точно по центру стула, а чуточку скривился влево — это были веские основания для скандала.