Сначала разъяренный отец хлестал сына по щекам, обзывая при этом самыми унизительными словами. Войдя в раж, Николай распалялся все больше, и бальная брань с пощечинами уже казалась ему слишком легким наказанием. Тогда в ход шли кулаки. Но даже в пылу воспитательного процесса он не забывал, что следов на лице воспитуемого оставаться не должно, а потому бил, предварительно намотав полотенце на руку. Ну а уж после, для самоуспокоения и по привычке, заставлял отжаться пятьдесят раз: как он говорил, для здорового сна.
Мама вмешивалась в их разборки, стараясь угомонить разбушевавшегося супруга. Не тут-то было. Во-первых, в пылу борьбы Николай не слишком разбирал, в какую сторону направляет кулак, так что и защитнице иной раз доставалось не меньше Вадика.
А во-вторых… Во-вторых, после ее вмешательства Вадиму было еще хуже. Что физическая боль? Потерпел и забыл. А чудовищное унижение матери было для него самым страшным наказанием.
Полночи мальчик страдал, прислушиваясь уже не просто к скрипу кровати за стеной, а к тяжелому дыханию матери, к тяжким ее вздохам и стонам. И, словно мало было насильнику физических унижений, страшные слова, произнесенные шепотом: 'билять такая!'
Со временем Паулина стала более легкомысленно относиться к безоговорочному табу на спиртное. Не то чтобы собиралась напиваться до поросячьего визга в отсутствие мужа — она же порядочная женщина, разве она может позволить себе нечто компрометирующее? Но уже и не считала чем-то из ряда вон выходящим выпить стаканчик-другой вина — что тут такого крамольного?
Николай ведь сам сказал, что ничего ужасного она в состоянии легкого подпития не вытворяет. Стало быть, бояться ей нечего. Иначе стал бы он ее спаивать? Ведь не то что разрешает — даже заставляет пить время от времени, не заботясь особо, хочется ей этого или нет.
Уж если водочка проходила без особых последствий, то стоило ли опасаться вина? Глупости! Как она вообще могла поверить, что она, Паулина Видовская, вся такая воспитанная и возвышенная, вела себя, как последняя шлюха?
Эх, дура. Ведь сразу поняла, что сплетни вокрун ее имени он же сам и подстроил. Нужно было сбежать от него в первый же день. Не по гарнизонам бы теперь моталась — по заграницам! Жила бы себе в пятизвездочных отелях, красовалась на обложках журналов.
А ее даже не узнает никто! Правда, она и сама не слишком этого хотела: как ни крути, а сплетни были слишком грязными — 'спасибо' мужу. Давно, правда. Но мало ли, вдруг кто страдает хорошей памятью? Вдруг да вспомнят подробности ее сладкой жизни? Поди докажи теперь, что Николай, подонок, выдумал всю эту грязь только ради того, чтобы жениться на ней!