Вскоре кто-то самый отчаянный заявил в полголоса:
— Наливай!
Негромкий призыв был услышан и охотно подхвачен. Уже через двадцать минут чувствовалось то радостное оживление, когда народ уже не трезвый, но еще и далеко не пьяный. А значит, впереди ждет много интересного.
Черкасов сидел под углом к Ирине — субординация в тресте соблюдалась даже за праздничным столом.
Не замечать его внимание становилось все сложнее. Даже на работе трудно было укрыться от его пристальных взглядов. Здесь же, когда они оказались почти напротив, делать вид, будто его не существует, не было никакой возможности.
Сначала он хоть как-то придерживался приличий. Но с каждой минутой Черкасов смотрел на Ирину все пристальнее. Под его взглядом она едва не подавилась оливкой, из-за чего почувствовала себя совсем неловко.
Он был ей неприятен. Однако, несмотря на очевидную антипатию, Ира не могла не восхищаться его красотой. Вылизан до лоска. Надушен, как баба. Отвратительно! Но при этом чертовски привлекателен. Настолько, что трудно не смотреть в его сторону.
На работе проще — отвернулась, и вроде нет никакого Черкасова. И взглядов его прилипчивых нет. Здесь же куда ни посмотри — глаз сам собою на нем останавливается. Проклятье!
Она же терпеть его не может!
Но не смотреть на него никак не получается.
А он, кажется, не такой уж и противный. И не прилизанный вовсе. Если мужчина ухожен — разве это плохо? Или это все ей просто кажется под воздействием шампанского, а на самом деле Черкасов отвратительный тип, помешанный на собственной внешности? Может быть, завтра ей будет проще в этом разобраться. А сегодня… Сегодня он чертовски красив, этот Черкасов. Чертовски!
А праздник шумит, гремит музыкой и петардами, искрится бенгальскими огнями. И вот уже все вместе, почти полным составом, они лихо отплясывают что-то зажигательное. И струится по Ириным ногам невесомый шифон, подчеркивая мальчишескую узость бедер. И в сумасшедшем ритме движений сползает ткань, обнажая ее смуглое, атласное плечико. Лишь в последний момент она успевает придержать ее и вернуть на место.
Но все-таки самую малость, на какое-то мгновенье, обнажилось то, что должно быть скрыто от чужих глаз. И тот, кто с такой жадностью и завидным терпением ловил этот момент, увидел чуть-чуть больше, чем было дозволено посторонним.
Лихая музыка закончилась как-то резко, вдруг, сменившись плавным течением меланхоличного танго. Ира и опомниться не успела, как ее подхватили чьи-то уверенные, сильные руки и настойчиво повели вглубь зала под не слишком стройную музыку сборного оркестра профессиональных халтурщиков.