Когда пауза затянулась до неприличия, Сергей, как глава семьи, спросил:
— Это ты о чем?
— О том, что даже самый здравомыслящий человек способен на глупости. А глупости нужно уметь прощать. Я права? Старые обиды нужно оставлять в прошлом.
Ответа не было — все лишь смотрели на нее молча, и ждали объяснений.
— Ну как же? Только глупостью и можно объяснить то, что произошло. Как иначе Ирочка, наша умница, замечательная жена и мать, могла натворить столько бед? Ты, Сергей, как человек мудрый, должен все простить.
За столом вновь повисла тишина, на сей раз еще более оглушительная и тяжелая. Раньше еще оставалась надежда на недоразумение, теперь же самые страшные слова прозвучали вслух.
Русаков потребовал объяснений. Его тихий голос показался громовым в гнетущей тишине:
— Ты о чем? Что за грязные намеки в адрес моей жены?
Трегубович подскочила со стула:
— Намеки? Грязные?! Грязные — да, но не намеки! Я привыкла говорить правду в глаза. Я не могу смотреть, как твоя жена сидит рядом с тобой, вроде ничего не случилось. Типа, порядочная женщина и не понимает, в чем ее обвиняют. Я презираю ее за ту ложь, которую она внесла в дом, в нашу семью. Да-да, нашу! Я всегда ощущала себя частичкой вашей семьи, полноправным ее членом. А потому не потерплю подлости и предательства в нашей семье!
Сергей в третий раз задал все тот же вопрос:
— Ты о чем?!!
Ловко выхватив из лежавшей рядом сумочки фотографию, Лариска с готовностью сунула ее под нос Русакову:
— Вот о чем! Вот о чем!!! Я все надеялась, что у нее проснется совесть и она сама расскажет тебе. Но мои надежды не могли оправдаться. Потому что та, что все эти годы скрывалась за маской порядочного человека, оказалась последней дрянью! Маришка, девочка моя дорогая, прости, что вся эта грязь выплыла при тебе, но ты уже взрослая. Я не смогла удержаться. Не могу смотреть в ее лживые глаза. И вы простите, Вероника Николаевна — я не хотела сделать вам больно. И ты, Сергей, не держи на меня зла. Обижайся и злись на предательницу, а не на вестника, принесшего в дом дурные новости. Я только хотела помочь тебе избежать лживых признаний и обещаний.
Речь ее была выспренно-фальшивой, явно приготовленной загодя, вызубренной, как урок по физике. Никто ни на минуту не поверил в ее искренность. Но с такой болью заиграли желваки на лице Сергея, такое отчаянье отразилось на нем, что все за столом, еще не видя фотографии, поняли — это страшный компромат, подтверждающий каждое сказанное Лариской слово.
Русаков в сердцах швырнул фотографию на стол, и, метнув в сторону жены взгляд разъяренного раненного льва, вышел из гостиной.