Катя не собиралась спорить:
— Ты и мертвого уговоришь! Идет. Так а что у тебя за повод?
Женя не спеша достала из навесного шкафа бутылочку вина. Едва не раскрошив пробку штопором и приложив немалые усилия, открыла ее. Налила вина в рюмки, таинственно улыбнулась:
— Да так, на работе некоторые перемены.
— Что, дыроколов много продала? — рассмеялась Катя.
— Точно! — захохотала Женька. — Много, Кать, ты даже не представляешь, как много! Личный рекорд Евгении Денисенко!
Вопреки Женькиным ожиданиям, назавтра Городинский не позвонил. Как не позвонил и послезавтра, и после-послезавтра. И понемножку в ее несчастную душу снова стало заползать отчаяние.
Ну что, что она не так сделала?! Ведь она так старалась! Ведь о себе забыла, об одном думала — как бы доставить Димочке максимальное удовольствие, чтобы он понял, что Женька не такая, как остальные. Ведь не о собственном удовольствии заботилась, только о его, о Димином! Чтобы понял Димочка, что только Женька сможет доставить ему ни с чем несравнимые телесные радости, чтобы забыл о Петраковой своей, и обо всех остальных забыл, которые раньше были. Неужели ему этого оказалось мало? Неужели у нее ничего не получилось? Неужели ей не удалось переплюнуть своих предшественниц?!
Или?.. У Женьки холодело сердце. Или он решил, что она шлюха? Вот эти ее старания, эти попытки доставить любимому максимальное удовольствие Димочка принял за ее продажность и испорченность?! Конечно! Господи, да как же она сразу об этом не подумала?! А за кого еще он должен был ее принять, как ни за шлюху самого дешевого пошиба? Какой ужас! Она сама все испортила!!!
Вот и еще один день закончился. Вот и снова пора ложиться спать. И снова одной, в пустую холодную постель. Одна, одна, всегда одна. Как проклятая! Ну почему, почему?!
Женя разложила диван, тщательно расстелила простынь, чтобы ни единой морщиночки не было, взбила подушку. Устало присела на край постели, воззрилась обиженно на портрет. Спросила укоризненно:
— Что опять не так, Димочка? Что еще я могу для тебя сделать? Я ведь так старалась, я напрочь забыла про стыд и скромность, только бы ты меня увидел. А теперь оказывается, что тебе нужна скромница? Так почему же ты не хотел меня замечать, когда я была ею?! Почему ты не откликался на мои призывные записки — ведь я чуть ли не поэмы тебе писала! Почему ты откликнулся только тогда, когда я потеряла всякий стыд?! Ты заставил меня стать шлюхой, и не смог мне этого простить?! Ты противоречишь себе, Дима! Я не могу понять, что тебе нужно! Я не могу так больше, Дима! Я устала, я так устала!