Манго тоже читал обо всем в газетах. Упоминание имени Питера Морана очень заинтересовало его. Он вспомнил, что когда впервые в прошлом году выдвинул ящик под своей койкой в спальне Питт-Хауса и заглянул в него, то увидел вырезанное на деревянном дне имя Питера Морана, дату 1965 год и черту. Второй даты не было. Но совсем не обязательно, что это был тот же самый человек.
Записку от Дракона он вынул на следующий день. Но возникало затруднение — у них больше не было Убежища для встреч. Вероятно, придется встретиться с Драконом на Черч-Бар и поговорить начистоту, так как в соответствии с выводами Грэхема. Чарльз не прошел проверку, устроенную ему. Надо решать, что делать с предателем. Не более чем выгнать, подумал Манго.
Он присел на одну из коробок — кто-то соорудил из них укрытие для кошек — и придумал ответ: «Левиафан — Дракону…»
Был час пик и поток машин, направляющихся на юг, громыхал наверху. Манго положил записку в пластиковый пакетик Дракона, который был с застежкой-«молнией», и прикрепил пакет обратно внутри центральной опоры. Манго помнил, что для Дракона записку нельзя крепить слишком высоко, иначе Чарльзу Мейблдину будет трудно до нее дотянуться. Дракон как предатель тоже мог бы спалить Убежище. Но Манго очень бы удивился, случись это на самом деле.
Новый кот-король, рыжий самец с мощной холкой и длинным телом, растянулся в ожидательной позе у его ног. Манго наклонился и погладил кота. От него сильно пахло цибетином, приятным парфюмерным запахом, пока не знаешь, что это такое.>[26]
Размышляя, зачем Дракону потребовалась такая спешная встреча, Манго спустился по Бред-лейн и Бекгейтской лестнице к воде. Под Ростокским мостом вверх по реке поднималась баржа, на ее носу стояла собака и громко лаяла на рыбака. Сквозь легкую дымку солнце казалось белым и удивительно мягким. На мгновение туман скрыл от него верх Шот-Тауэр, но затем стал похож на развевающийся по ветру шарф, зацепившийся за башню. В ее фундаменте был тайник Медузы, но он оказался пустым. Собор выплыл из дымки, и солнце тотчас же залило его бледной акварелью, и казалось, сотня святых на восточном фронтоне покинула свои ниши, чтобы погреться в его лучах.
Колокол часов собора гулко отбивал десять, когда Манго переходил на восточный берег по Александровскому мосту. Туман окончательно рассеялся, и с левого берега Манго наблюдал, как башня «Сит-Вест», точно как святые собора, выплыла из белой дымки на солнце и приветствовала его зелеными огоньками — 10.01 и 17 градусов.
Манго передумал идти прямо домой, а решил сделать небольшой крюк, чтобы заглянуть на Невинскую площадь. Ему показалось, что через дорогу из дверей магазина Маркса и Спенсера вышли братья Штерн, но когда он взглянул еще раз, их уже не было. Вокруг памятника Лисандру Дугласу на низком ограждении постамента сидели люди. Они удивленно посмотрели на Манго, когда тот перешагнул ограждение, забрался на постамент и вынул сложенную бумажку из бронзовой руки первого мэра. Манго изменил своей привычке сразу переписывать содержание шифровки, чтобы тут же вернуть ее на место. Ему не захотелось делать это на глазах изумленных зрителей. Он прошел к скамейке за пешеходной дорожкой у клумбы. Почти ничего не понимающий в садоводстве, Манго всегда удивлялся, почему городской совет остановил свой выбор на этих темно-красных цветах, похожих на струйки крови из требухи или испорченного мяса.