Он жил на пятом этаже. Еще до того, как она свернула на эту улицу, ее посетило предчувствие, что с ней что-то должно приключиться. И однако, если уж быть до конца честной с самой собой, она питала к доктору Радницки только дружескую симпатию – с примесью сексуального влечения, но никак не любви, в этом она была уверена, хорошо себя зная. И тем не менее в ближайшие часы что-то должно было произойти. Она шла туда с тяжелым сердцем. Старалась держаться прямее. Тщательно накрасилась. Сегодня она была очень красива. В Неаполе она купила большой букет лилий для отца, шоколадные конфеты для ребенка. В восемь часов вечера позвонила в дверь. Крошечная двухлетняя девочка с огромными черными глазами и босыми ножками, хорошенькая и таинственная, как сказочная принцесса, привстала на цыпочки, поздоровалась с ней и провела в большую, буржуазного вида квартиру, произнося по пути целую речь на смеси неаполитанского диалекта, детского лепета и американских слов, в которой Анна сначала ровно ничего не поняла.
Они вошли в гостиную с множеством полок, где стояли не книги – их не было, – а сотни старинных фотографий.
Стены были голубые.
На окнах цвели белые герани.
В комнате Анна увидела большой белый электрический рояль.
– У тебя здесь красиво, – сказала она девочке.
– У меня здесь красиво.
– Как интересно – повсюду белые герани.
– Да. Интересно – белые герани.
Свет падал на белые цветы, и их лепестки отбрасывали его на стены, ярко-голубые, как корпус рыбацкой шхуны.
– Меня зовут Анна, – сказала она девочке.
– Меня зовут Магдалена. Мама зовет меня Магда. Папа зовет меня Лена.
– А как ты хочешь, чтобы я тебя называла?
– Как папа.
Ее отца срочно вызвали по телефону в больницу. Две неаполитанки, которые присматривали за ребенком, вернулись в кухню, где готовили ужин.
Одна из них снова вошла в комнату, невысокую вазу с лилиями, – поставила ее и исчезла так же внезапно, как появилась.
Магдалена сидела в кресле, неловко откинувшись назад и тесно сжав коленки.
Анна не знала, как себя вести. Она встала. Подошла к инструменту, подняла крышку, настроила регистры и клавиатуру. И начала играть для ребенка.
Девочка смотрела на нее не мигая, с раскрытым ртом.
– Еще!
И она начала раскачиваться в такт музыке.
– Еще!
Она отказалась ужинать в кухне. Пришлось кормить ее возле рояля.
Анна продолжала играть.
Малышка не хотела ложиться в постель.
Это было ужасно: едва Анна прекращала игру, как эта крошечная девочка, почти грудной ребенок, глядела на нее с трагической мольбой, чуть не плача.
Вернувшийся Леонард тотчас унес Магдалену в ее комнату, чтобы уложить спать.