Я посмотрел в глаза Найде. Будь она помоложе, разорвала бы меня не задумываясь. Но она была в летах и давно поняла службу: не выказывай рвение, если в этом нет нужды. Продолжая глядеть в ее глаза, я спокойно стал говорить ей:
— Спокойно, я тебе не враг и ничего не замышляю против тебя. Зачем тебе кусать меня? Это глупо — налетать на арестованного военного строителя.
Найда подошла ко мне, спокойно обнюхала, села рядом. Я осторожно протянул руку и погладил ее, почесал за ухом. Все-таки у меня был опыт общения с собаками — до армии жил в деревне. Она вдруг сунула голову мне под мышку и тихонько заскулила. Я понимал ее. Служба — она везде нелегка, что у сторожевой собаки, что у арестованного стройбатовца. И сам вдруг остро ощутил подмерзающие ноги в сырых валенках, ноющие болячки на сбитых руках, незажившие обмороженные подушечки пальцев. Эх, собачья наша жизнь, Найда, что твоя, что моя. У меня хоть дембель где-то маячит, а у тебя… даже думать не хочется. До чего же свихнулся этот кошмарный мир, если служебную овчарку некому пожалеть, кроме охраняемого ею арестанта.
К реальности меня вернул грубый окрик:
— Эй, воин, ты че! Обурел в корягу? Чего сидим?
Я обернулся. На пороге комендатурской казармы стоял какой-то губарь из свирепых первогодков самого последнего призыва. Найда вытащила голову из моей подмышки, обиженно взвизгнув. Потом как-то недобро оскалила клыки, тихо зарычав. А потом, гавкнув, ринулась на губаря, тот едва успел заскочить обратно за дверь…
Вечером, когда я уже сидел в одиночке, солдат, принесший мне ужин в камеру, рассказал потрясающую новость. Найда очень ловко ловила пастью на лету куски еды, что губари бросали ей. Так вот, кто-то бросил ей пустую бутылку из-под водки. Найда хлопнула пастью и раздавила бутылку! Осколки стекла тут же порезали ей челюсти.
На следующее утро, когда нас, арестованных, выводили на работу, я мельком взглянул на Найду в углу у забора. Она лежала на снегу, держа голову над передними лапами. Из пасти ее свисали какие-то кровавые ошметки, стекал гной. Наверное, не выживет. Это какая ж сволочь с ней так поступила? Я просто боялся встретиться с ней глазами. Впервые мне стало стыдно, что я человек.
Через месяц после моего возвращения на Хуаппу со своим МАЗом с губы приехал один дагестанец из нашей роты.
— Руслан, как там Найда? — спросил я его, не надеясь на хорошие новости.
— Найда? Здоровая, сучка, еще злее прежнего стала! А что ей сделается…