Вновь послышались шаги, и Андрей определил, что вместе с девушкой вошел еще кто-то. Ему казалось необычайно важным услышать, о чем они говорят. И это удалось, хотя слова доносились глухо и невнятно.
— Он меня увидел, Людмила Григорьевна, это точно.
— Пора уже...
К нему притрагивались чьи-то руки, с ним что-то делали, он не понимал, что именно, потому что временами словно бы отключался от внешнего мира, и тогда серый туман густел, становился темным.
— Вы меня слышите? — Теперь Андрею было ясно, что обращаются именно к нему.
Андрей хотел ответить «да», пошевелил губами, но слово так и осталось непроизнесенным.
— Ничего не надо говорить. Мы вас поняли. Закройте, пожалуйста, глаза — так вам будет легче.
Андрей опустил веки — стало совсем темно, но пришло чувство облегчения.
— Очень, хорошо, — донеслось до него одобрительное. — Лежите спокойно, не пытайтесь двигаться и задавать вопросы. Всему свое время.
Вдруг стало хуже, теперь голоса доносились совсем издалека, он ничего не понимал, только чувствовал, что в комнате разговаривают.
Взяли его руку, что-то с нею делали, потом снова прикрыли одеялом,
«Скажите же, что со мной?!» — Андрею показалось, что он громко и отчетливо спросил это.
Но снова все вокруг поплыло, исчезло, только темнота теперь была клочковатой, в светлых пятнах...
К Геннадию Степановичу Мушкетерову вечером пришел гость, закадычный дружок Сеня Губа. Мишка вертелся вокруг брата и Сени, который еще на пороге извлек из кармана бутылку, аккуратно водрузил на стол.
— Мать, спроворь закусь, — распорядился Геннадий.
Мать начала ворчать — «ни днем, ни ночью нет покоя», гремела посудой.
— Шевелись, — нахмурился Геннадий.
На стол, застеленный клеенкой, мать поставила нарезанную крупными кусками колбасу, банку с маринованными помидорами, зеленый лук.
К луку Геннадий Степанович пристрастился во время пребывания на Севере дальнем и требовал, чтобы он всегда был на столе.
Сеня Губа, пока собирали на стол, лениво перебирал струны гитары. На гитаре был большой бант и наклейки — кукольные девичьи личики с белокурыми локонами. Мишка с завистью смотрел на гитару, на Сеню Губу. Научиться играть на гитаре было его мечтой. Мечта разбивалась о полное отсутствие музыкального слуха.
Сеня Губа поражал Мишкино воображение шикарными костюмами, модными сорочками, брошенной на правый глаз косой челкой, отчего казался диковатым и неприступным. К месту и не к месту Сеня вставлял словечко «эта»: «Значит, эта, пришел как было велено».
Встретив Сеню на вечерней пустынной улице, женщины поспешно переходили на другую сторону. Сеня гордился впечатлением, которое производил, как он говорил, на слабонервных: