Решив отдохнуть, Офелия расположилась в скалах и представила себя одетой в звериные шкуры, поедающей коренья и ягоды и заботящейся о своем потомстве. Кроманьонской женщиной, для которой не существовало ни вопросов, ни дилемм, ни необходимости принимать болезненные решения. Жизнь есть жизнь. Именно она составляла смысл существования этой женщины. Кроманьонке и в голову бы не пришло уничтожить жизнь, зревшую в ее чреве. Эта жизнь была священна и необходима для существования вида.
Что было бы, если бы она сама жила по законам первобытного мира? Однажды ведущий ток-шоу в шутку спросил Офелию, как бы выглядела ее пещера на Беверли-Хиллс и где бы она раздобыла мастодонта на Родео-драйв. В то время вопрос казался чисто абстрактным; мир доктора Каплан ничем не напоминал мир человекообразных предков людей.
Но теперь Офелия знала, что она смогла бы жить по древним законам. Дело не в одежде, не жилье и не в том, что у неандертальцев не было автомобилей. Дело в том, что у тебя внутри.
Теперь Офелия снова находилась в цивилизованном мире и говорила Эбби:
— Я ушла в пустыню, потому что должна была решить, что делать с ребенком. Я не собиралась заводить детей. Противозачаточные таблетки подвели. Мисс Тайлер, я еврейка. Потомок ашкенази. И Дэвид тоже. Он является носителем мутантного гена, который вызывает болезнь Тая-Сакса.
— Я слышала об этом.
— Тогда вы знаете, что случится, если этот ребенок появится на свет. Поэтому я думала об аборте.
Эбби поднесла руку ко рту.
— Но думала я недолго. Мисс Тайлер, я сохраню ребенка. Он или она может прожить очень недолго, но никому из нас не гарантирована долгая жизнь. Если мой ребенок будет жить, он узнает, что такое любовь, радость и счастье. Мы с Дэвидом об этом позаботимся.
Эбби удивилась. Может быть, Офелия все-таки не ее дочь?
— У вас положительный результат на болезнь Тая-Сакса?
— Я еще не проходила генетический тест. Но собираюсь сделать это сразу же, как только вернусь домой.
— Если результат окажется отрицательным… — а так оно и будет! — то вам не о чем беспокоиться.
Офелия покачала головой:
— Я не буду знать ни минуты покоя. Как можно доверять генетическому тесту, если нельзя доверять противозачаточным таблеткам? Я начну ходить от одного врача к другому, требовать гарантий, но никто полной гарантии мне не даст. Над моей головой всегда будет висеть дамоклов меч: а вдруг в лаборатории совершили ошибку и я рожу ребенка, который умрет, не дожив до четырех лет?
Но за ее словами скрывалось нечто большее. Для них с Дэвидом очень много значила спонтанность физической близости. Пока они следили друг за другом, ловя сигналы, их отношения оставались свежими и волнующими. Неужели все это будет утрачено? Неужели боязнь беременности заставит их соблюдать осторожность, следить за календарем и пользоваться презервативами?