О чибисе начинал писать несколько раз, и каждый раз не получалось. Будто бы все правда, все из жизни — и все не так. Не мог я смириться с той жестокостью, с которой мальчишки обошлись с птицей. Не имела эта жестокость права на; жизнь. Потом осенило — ведь Саша должен спасти чибиса!
Рассказ был написан за двое суток. И в журнал "Юность" пошел без редакторской правки.
В письмах просят писать, я и сам хочу писать, уже не могу не писать, но те же письма становятся и моей радостью, моим счастьем и серьезной помехой в дальнейшей новой работе. Они отвлекают, отнимают время, возвращают к тем событиям, о которых хотелось бы забыть, успокоиться и сосредоточиться на других проблемах. Как-то в беседе со иной Борис Николаевич Полевой произнес очень глубокую па мысли фразу, над которой я долго думал: "В первой своей повести ты шел за событиями, — сказал он. — Наступит в твоем творчестве момент, когда ты должен будешь сам вести событие". Наверное, этот момент уже наступил. Повесть "Ковыль — трава степная", которую пишу, к моей биографии почти никакого отношения не имеет. Может, поэтому она так туго подвигается вперед. А может, я не могу вести отбитие? Но в рассказе ведь вел. Да, но там был Саша. Я только представлял его, а действие шло само собой; Легко сказать — пиши.
— Девчонкам ты ответь, — советую я Рите. — Расскажи, как я дернул тебя за косичку и чуть не получил затрещину (вовремя увернулся, как-никак боксер-разрядник), как провожала меня в армию, потом три года ждала, еженедельно писала письма (при желании можешь процитировать, все письма до единого сохранились), как уже после армии поссорились, через месяц помирились, а через год, когда я защитил, диплом, поженились. Ну и все в том же роде.
— Теперь я знаю, что писать!
В комнату, сияя, влетает Тимофеевна:
— Письмо Женя прислал! Ты, Андреич, как колдун. Только хотела похвастаться, а ты уже все знаешь. Все правильно. Пишет, на обученье был.
— На ученье…
— Я и говорю… В отпуск его могут отпустить! Он у меня молодец! Парень что надо! Командир благодарность ему вынес. А награды сейчас солдатам выдают? Как в войну — ордена, медали…
— Если заслужит — выдадут.
— Неужто в — мирное время орден могут дать?! А тебе сегодня пятьдесят три письма.
— Да вы что!
— Всей почтой считали. Заведующая говорит, что тебя налогом надо обложить. Мне сумки одной стало мало.
— Вы уж простите меня, Тимофеевна…
— Шуткую я. Иду, сумка тяжелая, плечи давит, а мне радостно. Будто мой Женя мне столько писем написал.
"Просто сказать, что ваша повесть понравилась нам, — значит вообще ничего не сказать. Она взволновала, потрясла нас, никого не оставила равнодушным. Нам казалось до сих пор, что в наше время уже не могут быть Корчагины и Матросовы, что все то из истории, из другого времени, далекого от нас. Сейчас верим — могут быть! Нас восхищает мужество, стойкость, — широта души ваших героев. Каждый из них с полным правом может сказать словами М. Светлова?