Сейчас я везла чернокожего парня в чересчур облегающих джинсах и смехотворных зеркальных очках; ехали мы из ночного клуба в Путни в какой-то бар. Всю дорогу он без умолку трещал по своему мобильнику и жевал резинку. Жевал громко, широко разевая пасть и чавкая. Судя по командирскому тону и по разговорам, работал парень управляющим — то ли в клубе, то ли в баре, то ли и в том и в другом. Один бог ведает почему он упорно называл меня Триной.
— Эй, Трина, а побыстрее можно? У меня стрелка через пятнадцать минут.
— Трина, за десять минуток доскачем? Ни хера ж себе движение.
— Трина, детка, газку можешь поддать?
Зазвонил розовый мобильник. Эми.
— Кэти, это я.
— Привет, золотко. — Я понизила голос до шепота: — Ночью ты была великолепна. Я бы с радостью осталась подольше, но ты сама знаешь…
— Уж я-то знаю. — Она явно кипела. — Ты где, Кэти?
— Почти в Путни. А что?
— Я хочу, чтобы ты приехала.
— Конечно. — Мысль о еще одной подобной ночи воодушевляла. — Поработаю часиков до десяти. Пойдет? Могу что-нибудь вкусное захватить.
— Нет. Я хочу, чтобы ты приехала прямо сейчас. Как можно быстрее. — Голос ее дрожал. Она что, плачет?
— Эми, что случилось?
— Ничего. Просто приезжай. — И повесила трубку.
— Трина, ты меня слышишь? — Пассажир раздраженно стучал по стеклу. На меня вылупились два маленьких зеркала. — Я просил свернуть направо, а ты проскочила.
— Ой, извините, — без малейшего раскаяния произнесла я. — Сейчас развернусь.
— Да ладно. Тормозни прямо здесь.
Я так и сделала. Он расплатился, хрен тебе чаевые.
— Эй, почему вы называете меня Триной? — спросила я, когда парень выбрался из машины.
Двойные зеркальца повернулись и воззрились на меня.
— Это вы о чем, леди?
Эми развела костер в саду за домом; языки пламени взвивались высоко вверх. Она притащила целые кипы картона, развалившиеся плетеные корзины и, кажется, старые стулья, распиленные на части, и отправляла все это в огонь. На ней была красная шелковая пижама — не самое подходящее облачение для возни с костром — и резиновые сапожки. Некоторое время я наблюдала за ней, стараясь держаться подальше от клубов дыма, а потом поинтересовалась:
— К ночи Гая Фокса[13] готовишься?
Моросило, под каплями дождя пламя шипело, и дыма становилось все больше. Эми то и дело оглядывалась на меня. Если бы только ее лицо было лучше видно в темноте.
— Ну как, свозила матушку к врачу? — Голос был высокий, тонкий.
— Да, все в порядке. Пришлось прождать целый час, пока ее посмотрел специалист, — ну ты же знаешь эти больницы.
Эми отвернулась к костру, и я заметила, что плечи ее дрожат. Хотелось подойти, поцеловать ее, но я не решилась. Прошлой ночью вкус ее губ был так сладок — смесь попкорна, песен менестрелей и галантных фраз.