Одно время Света взялась наводить порядок. Она не отдавала себе отчета, но в ежедневном выскабливании досок пола, уборке комнат было желание истребить, уничтожить и грязь семейных отношений. Света даже ввела кое-какие новшества по последней моде: поснимала с кроватей грязные подзорники, пожелтевшие тюлевые накидки на подушках — только покрывала оставила. И отец и мать добродушно ворчали: «Ну вот! Уже все по-своему начала делать. Выйдешь замуж, тогда и хозяйничай». Но приняли ее новшества с удовольствием. Вот только вышивку, что висела в углу, мать не дала снять: «Нет, это память!» И о чем память-то?! Вышитые гладью девушка и кошечка, что выглядывала из корзинки, имели совершенно одинаково умильное выражение лица, одинаковые голубые глаза и алые губки бантиком. В детстве эта вышивка тоже нравилась Свете. Девушка представлялась ей истинной красавицей. Теперь-то она понимала, что это мещанство, и предлагала заменить вышивку репродукцией Ренуара или какого-нибудь другого импрессиониста. Но мать вдруг заупрямилась.
Отец похвалил Свету, отмечая, как она убрала к их приходу комнату. Но что толку? Стоило им напиться, как пепел и окурки снова летели на пол, вслед за ними куски капусты, крошки хлеба. И казалось, что грязь, будто заколдованная, в один миг выступает отовсюду, занимая свое законное место. От тщательнейшей уборки не оставалось и следов.
Бессмысленная борьба с грязью скоро надоела. Света стала убирать только у себя, а через комнату родителей проходила, брезгливо морщась, и старалась как можно плотнее закрывать скособоченную дверь, чтобы запах оттуда не проникал к ней, словно боялась заразиться.
Когда речь заходила о собственном доме, и мать и отец с обидой вспоминали одно и то же: реформу и бабушку. Реформу — потому что все деньги, которые они накопили как раз для покупки хорошего, как у тети Фроси, планового дома и не успели пустить в дело, пропали зря. А бабушку — потому что она не заняла какой-то суммы, которой не хватало для этой покупки. «И у нее тоже пропали... Главное, хоть бы сама на что истратила!» — сердилась мать.
И вот они застряли здесь, во времянке тети Фроси, в углу её большого сада, в закутке, где стояли еще сарай, туалет и старая собачья конура — от предыдущих квартирантов. Хорошо, что отец сразу посадил виноградник, а то бы во дворе было совсем пусто и голо. Может быть, кстати, тетя Фрося и прощает им безобразные скандалы за этот виноградник. Впрочем, о скандалах она узнает в основном на другой день от соседей. Спать тетя Фрося ложится рано, спит крепко и никогда не просыпается. Однажды мать, впрочем, попыталась укрыться в ее доме. Тетя Фрося встала на пороге в длинной ночной рубашке, молча выслушала нескладные причитания матери, только шея у нее снова мелко-мелко вздрагивала, — так ничего и не сказав, она захлопнула дверь. С тех пор мать в ту сторону и не глядела, знала, что бесполезно.