Когда мы достигли гор, сгустки живого ветра сбросили девушек в пропасть. Я приготовился разделить их судьбу, и обдумывал, как мне успеть подхватить Лаэрция и мягко спланировать на скалы, в основном пользуясь здоровым крылом. Но меня и Лаэрция плавно опустили на небольшое плоскогорье, со всех сторон окруженное ущельями.
Потом сгустки живого ветра взмыли вверх, превратившись в белесые вихри, и скрылись из виду.
Мне пришлось несколько раз ударить по щекам Лаэрция, чтобы он открыл глаза.
— Что случилось? Где мы? — спросил он.
— Нас унесли из оазиса какие-то сгустки живого ветра. Крит, наверное, остался там. И можешь благодарить судьбу, что нас не сбросили в пропасть, как этих несчастных девушек, жительниц оазиса.
Я показал рукой на Север, где над ущельем кружились огромные стервятники.
Лаэрций приподнялся на локте, потом встал.
— Ты можешь лететь? — спросил он.
— Пока нет, — ответил я. — Не стоит рисковать. Мое снадобье заживит рану через пару дней.
— Наш Перевозчик может быть в беде, — сказал Лаэрций. — Я ненавидел его, когда мы жили на том берегу реки. А теперь готов отдать жизнь, чтобы прийти к нему на помощь.
Он рассмеялся сухим, жестким смехом, напоминающим кашель. И я понял, что впервые слышу его смех.
Мы отправились пройтись по окрестностям, надеясь найти спуск с этого плоскогорья. Но напрасно — со всех сторон была пропасть, дно которой было почти невозможно рассмотреть во мраке.
Зато в центре плоскогорья располагалось небольшое озерцо. Мы попили воды, и я принял лекарство. Лаэрций обнаружил на берегу множество крупных, сладких ягод. Кроме того, в озере водилась рыба. Так что голод и жажда нам не грозили.
— Что будем делать? — спросил Лаэрций, когда мы поели.
— Нам нужно идти к восьмым вратам, — сказал я. — Но мы не сумеем уйти отсюда, пока не заживет мое крыло. Как это ни обидно, нам остается только ждать.
Светило было скрыто сероватой пеленой тумана, струящегося с вершин гор лохматыми потоками и висящего на вершинах огромными шапками. После еды нам захотелось спать, что мы и сделали, полагая, что во сне быстрее проходит время и лучше заживают раны.
Однако, долго поспать нам не удалось. Я проснулся первым. В тумане, который теперь спустился вниз и окутал плоскогорье, угадывалось движение, и я мог поклясться, что сквозь сон слышал завывающие звуки.
Я сел и осмотрелся. В этот миг мне показалось, что я уже умер, и что пребываю в холодной, промозглой, пронизанной серым туманом стране мертвых. В одном из тех мифов, которые когда-то столь ревностно изучал. И еще ощущение безнадежности и тоски закралось в мое сердце. Я вдруг понял, что мы никогда не выберемся с этого небольшого пятачка земли, что крыло может и не зажить, рыба в озере кончится, и мы просто умрем здесь, не в силах выбраться из своей тюрьмы.